Ввиду всех этих обстоятельств в первые месяцы по заключении Тильзитского договора общественное мнение энергично выражало свое недовольство новой политикой императора Александра. Говорили даже о заговоре и о революции и вызывали зловещие воспоминания: 1807 год представлял собой странную аналогию с 1801 годом, и невольно возникал вопрос, не закончится ли настоящий кризис такой же развязкой, как кризис, завершившийся убийством Павла I. Маршал Сульт, командовавший войсками в Берлине, предупредил Александра через Савари, что какой-то прусский офицер задумал покушение на его жизнь в расчете на содействие недовольных русских. Однако, несмотря на многочисленные затруднения и препятствия, Савари не падал духом. Благодаря своей настойчивости и смелости он сумел пробить брешь в петербургском обществе, втереться в некоторые дома и зондировал почву с целью расположить в'свою пользу или по крайней мере нейтрализовать знать. Он добился доступа к любовнице императора Александра Нарышкиной и через ее посредство доводил до императора конфиденциальные советы: он умолял Александра проявить твердую волю, поступить, как подобает самодержцу, предупредить протест недовольных, а не ждать его, словом — «пронзить тучу мечом». Наполеон поддерживал своего представителя постоянными точнейшими инструкциями и всякими другими средствами. Он посылал Нарышкиной парижские наряды и драгоценности, которые сам выбирал. «Вы знаете, — писал он Савари, — что я смыслю в дамских туалетах». Неистощимая предупредительность и бесчисленные мелкие услуги постепенно смягчали царю горечь военных неудач; меч Наполеона можно было сравнить с копьем Ахиллеса, которое обладало чудесным свойством исцелять причиненные им раны. Между обоими монархами завязалась непосредственная переписка, и Наполеон пользовался ею, чтобы поддерживать на расстоянии интимные отношения, установившиеся между ними во время Тильзитского свидания; напоминал русскому императору о великих планах, которые должны возвеличить его царствование и покрыть его славой, старался воздействовать на его воображение и сердце. Но еще лучшую службу срслу-жили в это время Наполеону грубость и насильственность английской политики.
Бомбардировка Копенгагена.
Отношения между лондонским и петербургским правительствами охладели еще до заключения Тильзитского договора. В продолжение последней войны преемники Питта ни разу не оказали своим союзникам существенной помощи. Вместо того чтобы высадить войска в Данциге и Кенигсберге, они рассеяли их по всем частям земного шара: они атаковали или угрожали Константинополю, Египту, Буэнос-Айресу, Монтевидео, словно Англия хотела овладеть миром, пока Наполеон покорял Европу. Поэтому Тильзитский мир поразил Англию меньше, чем полагали; она мало удивилась заслуженной измене со стороны России. Новый английский кабинет, в котором министром иностранных дел был Джордж Каннинг, понимал, что под миром, заключенным между обоими императорами, скрывалось какое-то другое тайное соглашение. В ответ на предложение посредничества со стороны России английское правительство потребовало, чтобы ему сообщили секретные статьи договора. Правда, проницательность его не простиралась до того, чтобы догадаться об условиях Тильзитского договора во всем их объеме: в Лондоне не могли предполагать, что кроткий Александр изменил свой образ действий резче и более беззастенчиво, чем запальчивый Павел I. По аналогии с 1801 годом, там воображали, что Россия обещала только вступить, заодно с другими прибалтийскими государствами, в лигу вооруженного нейтралитета. В этом случае самым деятельным членом союза должна была бы стать Дания, расположенная на передовом посту и обладавшая сильным флотом; поэтому англичане полагали, что, нанося удар Копенгагену, они сразу расстроят и обезоружат северную лигу.