Ночь выдалась жаркая и душная. К утру подул свежий ветерок. Потом он разыгрался и к восходу солнца стал сильным, порывистым. Озеро потемнело и зашумело волнами. Половину дня я ожидал, когда стихнет ветер, но он не унимался, растения мотались из стороны в сторону, кусты гребенщиков раскачивались вершинами, беспрестанно трепетали сиреневыми головками астрагалы, позвякивали сухими стручками лядвинец. Голубянки, пчелы антофоры попрятались в укромные местечки и не показывались. Не было никаких насекомых и на лядвинце. Так и не удалось убедиться, кто же опыляет его желтые цветочки.
По равнине, среди отвесных глинистых берегов, поросших лохом, чингилем и травами, течет небольшой ручей. Его путь далек. Зарождается он отсюда, пожалуй, не менее чем за сотню километров в высоких ледниках Заилийского Алатау, вначале сбегает бурной горной речкой по каменистому ложу в равнину, затем расходится по многочисленным каналам для орошения полей и садов и только маленький остаток его продолжает свой бег вниз, чтобы слиться с желтыми водами реки пустыни Или.
Долго шел я по тропинке среди зарослей трав и колючих кустов чингиля, изнывая от жары и жажды, не подозревая, что ручей рядом, пока не услышал журчание воды. Здесь ручеек образовал небольшой водопадик и ниже его — озерко. С высокого берега увидел прозрачную воду и сквозь нее какое-то странное черное дно. Оно слегка колыхалось и меняло свою форму. А на самой поверхности воды сбились кучкой вертячки. Но вот, такие осторожные, они издалека заметили меня и мгновенно заметались. Вместе с ними взметнулось черное дно и превратилось в тысячную стайку мелких рыбок-шиповок. Как рыбки улавливают беспокойство жучков?
Я уселся на берег и замер. Вертячки сразу успокоились и рыбы тот час же улеглись на дно. Неужели последовали примеру вертячек, уж не служат ли у рыб жуки добровольными сторожами? Ничего подобного мне слышать не приходилось!
Тихо подношу к жукам небольшой сачок, слегка взмахиваю им — и все повторяется снова: вертячки мечутся, темное пятно на дне взметывается облаком и становится стайкой рыбок. Тогда осторожно сгоняю вертячек с озерка пониже и остаюсь наедине с рыбками. Они постепенно успокаиваются и перестают обращать на меня внимание, лишь камень, брошенный в воду, ненадолго нарушает их покой. Вся большая компания рыб желает спать. Им здесь хорошо. Только некоторые крутятся у поверхности воды, высовывая над нею круглые ротики, что-то склевывают.
Над озерком в тени его отвесных берегов крутится и беснуется в безудержной пляске рой черных мух. Иногда один из воздушных плясунов, истощив силы, падает в воду. Тот час же высовывается рот колечком и неудачник, закончивший свои жизненные дела, отправляется в желудок маленькой рыбки. В природе ничего зря не исчезает, все находит свое испокон веков установившееся назначение.
Иногда водопадик приносит случайно упавшее на воду насекомое. Струйка льющейся воды топит пловцов и направляет их ко дну, к черному бесформенному пятну собравшейся в стайку шиповок, откуда уже нет возврата.
Пока рассматриваю рой мушек, плывущих насекомых и рыб, вода в ручье постепенно мутнеет и вскоре все закрывается непроницаемой желтоватой пеленой. Что-то необычное происходит в ручье. Осторожно раздвигая тростники, иду вверх по течению и вздрагиваю от неожиданности. Раздается громкий всплеск, отрывистое хрюканье, темный большой зверь проносится мимо и скрывается в зарослях растений. В ручейке, оказывается, затеяло купание несколько кабанов.
Солнечные лучи становятся еще жарче. Стихает ветер. Где-то вдали лениво кукует кукушка. Светлеет вода. Рыбки сбиваются плотнее и черным пятном укладываются на дно, засыпают. Неугомонные вертячки затихают, собираются стайкой и тоже устраиваются спать. Мне же недосуг, надо идти дальше, разузнавать разные новости.
В начале лета, когда пустыня выгорает, становится сухой и безжизненной, на холмистых предгорьях настоящее буйство трав, сочной зелени и цветов. Весна покинула низины и зашагала в горы. Здесь ликуют насекомые, распевают птицы.
В это золотое время среди густой травы, колючего шиповника и диких яблонь появляются сиренево-розоватые с пурпурными жилками цветы на таинственной неопалимой купине или, как ее еще называют, ясенце, а по-научному Dictamnus angustifolia. Запах ее цветков терпкий и навязчивый царит над тысячью запахов других растений. И сама она яркая, стройная, высокая красуется свечками, невольно привлекая внимание. Кто не знает коварства неопалимой купины, доверчиво тянется к ней, чтобы украсить букет и возвращается домой с ожогами — водянистыми волдырями на коже, переходящими в долго незаживаемые язвы.
В России неопалимая купина считалась охранительницей от пожаров и молний. Но она же могла наслать гром, молнию, огонь и камни с неба. Крестьяне молились этому растению, чтобы защитить дом и скот от огня.
Судя по всему, внимание к купине было из-за того, что при поднесении к нему огня, на короткое мгновение вспыхивало пламя.