Том 1

В ходе этих размышлений у монаха мало-помалу созрело намерение завтра же пуститься в путь и посмотреть, цело еще гнездышко или уже разорено. При этом он страшно трусил, так как ходить по старым Божелесьям и рыться там под жертвенником (где наверняка полно нечистой силы) — это легче сказать, чем исполнить. И, считая раба больного продувным, монах обратился за подкреплением к бывшему воину.

— Ты одна кожа да кости, еле дышишь, у тебя даже шапки нет, твоя куртка — сплошные дырья, и сквозь все эти дыры из тебя так и клубится голод. Как бы ты поступил, если б я тебе сказал, что какой-то добрый голос нашептывает мне название места, где лежит большими слитками золото и где пропасть драгоценных камней?

— Хо, — ответил воин, — я бы туда — опрометью и выкопал бы все вот этой самой культяпкой хоть с девятисаженной глубины.

— Ладно, — сказал монах. — Ну, а ежели это золото — на погосте?

— Тогда нипочем не пойду! — объявил воин, и улыбка, только что озарившая лицо его, бесследно исчезла.

— Я тебя испытывал, — сказал монах. — Вижу, ты не святотатец и послушен служителям Божьим. Но отцы Церкви еще говорят, что капища языческих кобелей и сук должны быть разрушены и разрыты. Они ручаются, что, кто на это отважится, тому ничего не будет, — и это правда. А я прибавлю — и ты можешь мне поверить, — что Господь и святые наши заступники отпустят такому человеку половину грехов, ибо ниспровергающий жертвенник языческий совершает угодное Богу.

— Скажу тебе напрямик, — ответил воин, — ничего ты не знаешь. Но коли святая Церковь на такое дело запрета не налагает, то, видно, оно дозволено, и я согласен.

— Тогда пойдем, — сказал монах. И они стали собираться в путь.

Простились с рабом и вторым воином, сказав, чтоб те их ждали через три дня перед собором святых Петра и Павла в Вышеграде, и — в путь. Двинулись прекрасной долиной реки вверх по течению. Прошли по равнинке, перешли Мжу, углубились в ущелье между скал и весело зашагали к сазавскому устью. А там уж нетрудно было расспросить о нужной горе. Какой-то пастух (скорей голый, чем одетый) показал им рукой на Остров, омываемый двумя полувысохшими рукавами реки.

— Спасибо! Большое спасибо! — поблагодарил монашек. — А ежели найдем там какого дьявола, разделим с тобой пополам.

— Ну, — возразил пастух, — у него там славное ложе из раскаленных каменьев. Надо думать, он перед вами не побежит, а вы его узнаете по зубам, по когтям и тем ранам, на которые он для вас не поскупится.

При этом пастух почесал себе затылок и, отступив на три шага, оградился от путников крестным знамением.

— Хо-хо! — заметил монах. — Видно, я нагнал на него страху.

С такими добрыми надеждами пошли они к берегу. Отыскавши брод, перешли реку в месте под названием Секанка. Правый берег был здесь обрывистый, и, если б вода в то лето не стояла так низко, налазились бы монах со старым воином по скалам. В этом смысле засуха оказалась им на руку. Так (хоть и притомившись) они все-таки выбрались к подножию горы и, друг друга подбадривая, вскарабкались на ее темя. Там была роща. Росли лиственницы, множество лип, и березы, и густой можжевельник. Кругом тишина. Мыс с прадревним городищем был давно покинут. Слуха их не коснулись ни оклик человека, ни протяжные голоса стада, так как земля в этих местах тощая и еле прикрывает скалу и камни.

— Эге! — заметил монах. — Тут прямо смердит дьяволом.

Воин остановил его: не надо, мол, чертыхаться, а лучше помолиться. И они это сделали, прочли все молитвы, какие только помнили. Потом дружно и решительно, хоть отнюдь не без страха, принялись за дело. Обшарили все углы, обыскали все купы деревьев и ничего не нашли, кроме как в одном месте — странную группу камней: три глыбы ушли в землю, остальные образовали груду, и на ней лежит каменная плита.

— Я так полагаю, — сказал монах, — что коли в храме нет ни окон, ни дверей, то нет и алтаря, и что эти камни обозначают место, где он был.

— А дальше что? — спросил воин.

— Да только то, что я приказываю тебе скатить камни вниз, в реку, и копать, рыть, ковырять в самом том месте, где они были.

Подавив новый приступ робости, оба снова принялись за работу и трудились в поте лица до вечера. А когда стало смеркаться, торопливо съехали на своих задах вниз, подгоняемые страхом.

Но на другой день (с рассветом) были уже опять на месте. И так продолжалось три дня. Напрасно бедпяга воин с беглым рабом ждали у храма святых Петра и Павла. Друзья не появились.

Наконец, после того как миновал и седьмой день, и девятый, все четверо сошлись на поле еврея. Кладоискатели были в изнеможении. Из-под обломанных ногтей у них шла кровь, и ни тот, ни другой не ворочали языком. К счастью, повеял ветерок и появилась надежда на легкую прохладу. Их освежило, но не досыта. Только когда пошел дождь, охладив их ушибы и разгоряченные гневом лбы, монах открыл рот, обратясь ко второму воину: