Том 10

В субботу мы поместили большое количество документов, относившихся главным образом к более ранним стадиям осады и частично успешному, но все же в общем незадачливому сотрудничеству флотов; сегодня мы их дополняем официальными донесениями о кровопролитной атаке Липранди на союзников под Балаклавой и отчетами о дальнейшем ходе боевых действий, которые, надо признаться, все были весьма неблагоприятны для союзников. Тщательное ознакомление с этими документами показывает, что сложившееся положение хотя и затруднительно для союзников и даже вызывает опасения, как мы уже не раз указывали, все же едва ли так тяжело, как это представляется нашему ливерпульскому корреспонденту. Мы не думаем, чтобы им угрожало что-нибудь худшее, чем вынужденное отступление и посадка на корабли. С другой стороны, для них все еще не исключена возможность захватить город в результате отчаянного и кровопролитного штурма. Но как бы то ни было, вопрос, по нашему мнению, должен решиться значительно раньше, чем подкрепления, отправленные из Франции и Англии, смогут прибыть в Крым. Кампания явно подошла к поворотному пункту; в результате уже осуществленных маневров, а также допущенных промахов и оплошностей ее характер определился и исход предрешен. Располагая достоверной и неоспоримой информацией об основных событиях, мы можем теперь сжато и кратко изложить весь ход борьбы.

Теперь установлено, что ко времени высадки союзников у Старого форта под командованием Меншикова в действии находилось всего сорок два батальона и два полка кавалерии, не считая некоторого количества казаков; а гарнизон Севастополя составляли морская пехота и матросы. Эти сорок два батальона принадлежали к 12-й, 16-й и 17-й пехотным дивизиям. Допуская, что каждый батальон, полностью укомплектованный, насчитывал 700 человек, мы получим в общем 29400 человек пехоты; с 2000 гусар, с казаками, артиллерией, саперами и минерами это составит армию в 32000 человек. С такими силами Меншиков не мог помещать высадке союзников, так как иначе подставил бы свои войска, без достаточного резерва, под огонь союзных кораблей. Большая армия, имеющая возможность пожертвовать частью своих сил, может выделить отряды для малой войны, выражающейся в налетах и ночных атаках против высаживающихся частей неприятеля; русские же в данном случае нуждались в каждом солдате для предстоящего генерального сражения. Кроме того, русский пехотинец менее всего пригоден для ведения малой войны; его сила — в действиях колоннами в сомкнутом строю. Что же касается казаков, то мм свойственны операции более мелкого масштаба, успех которых обычно выражается в захвате какой-либо добычи. Вместе с тем крымская кампания, по-видимому, показывает, что превращение казаков в регулярные части, последовательно проводившееся в течение последних тридцати лет, сломило у них дух индивидуальной предприимчивости и настолько подавило их, что они уже не пригодны для иррегулярной службы и еще не приспособились к регулярной службе. Они, кажется, теперь одинаково неспособны и к службе на аванпостах или в отдельных отрядах, и к атаке неприятеля в строю. Русские поэтому правильно делали, что приберегали каждую саблю и каждый штык для сражения на Альме.

На берегах этой реки 32000 русских были атакованы 55000 союзников. Соотношение сил было почти один к двум. Когда было введено в действие почти 30000 союзников, Меншиков дал приказ об отступлении. Русских к тому времени было занято не более 20000. Дальнейшие попытки удержать за собой позиции потребовали бы введения в действие всех русских резервов и превратили бы русское отступление в разгром. Когда выяснилось, что успех союзников, при их огромном численном превосходстве, предрешен, Меншиков прекратил сражение, прикрыл свое отступление резервами и, справившись с первым замешательством, вызванным на его левом фланге обходным движением Боске, «в полном порядке» оставил поле сражения, никем не преследуемый и не тревожимый. Союзники говорят, что у них не было кавалерии для преследования; но учитывая, что у русских было всего-навсего два полка гусар, — во всяком случае меньше, чем у союзников, — надо признать это оправдание не убедительным. Как и при Цорндорфе, Эйлау, Бородине[300], русская пехота, хотя и разбитая, оправдала характеристику, данную ей генералом Каткартом, который командовал против нее дивизией и объявил ее «не способной к панике».