Том 10

Вилла — светло-серый удлиненный куб с кубическими пристройками. Вдоль дорожки, от прямоугольных ворот до прямоугольного отверстия — входа в дом, — на тонких штангах — электрические шары. Вытираете ноги, снимаете шляпы. Белая прихожая, где ничего нет, кроме зеркала и подставки для зонтиков. Голый, светлый коридорчик и — гостиная: четыре низких кресла, обитых скользкой рогожкой из камыша, низкий лакированный стол, синее блюдо для визитных карточек, на стене — супрематический набросок грязно-серым на картоне без рамы, больше ничего нет. Палевые плоскости и пустота. Одна из стен — окно, — сплошное стекло от низкого потолка до кипарисового паркета. Нажмите кнопку, стена уходит в подполье, вы перешагиваете на бетонную террасу, — над крутым обрывом, над озером, — курите, любуетесь… Дальше — в музыкальном салоне, в столовой, наверху в спальных комнатах, — те же прямые линии, голые матово-палевые стены, все спрятано в стенные шкафы и шкафчики, все куда-то уходит в стены, кровати откидываются в ниши. Украшение: в столовой — блюдо с сорванными головками лиловых тюльпанов, в музыкальном салоне — набросок в стиле Пикассо. Чистота, оголенность хирургического отделения… Отопление автоматическое, — нажимаете кнопку, в подполье увеличивается огонь нефтяной форсунки; когда температура достигает известного предела, подача нефти автоматически падает. Освещение — в виде рассеянного света из скрытых источников. Контрольная электрическая доска, где автоматически падают маленькие рубильники, если в соответствующем месте что-нибудь испортилось. Кухня — как лаборатория. Для каждого члена семьи белоснежная ванная комната. Все очень мудро, элегантно, сверхсовременно — жилище в стиле человека, отдающего все духовные силы спорту и автомобильным поездкам.

И все же вам хочется понять, — откуда это стремление к пустоте? Высокомерный отказ от вещей, какая-то монастырская суровость? Даже изящная хозяйка (показывающая вам дом) одета, как монашка. Здесь презрение к вещественности, — уход в идеальные плоскости Эвклидовой геометрии, отказ от всего полнокровия многотысячелетней культуры. В полутора верстах на болоте — тоже полный отказ от вещей. И рядом — Берлин, задыхающийся от переизбытка.

Как ни дико, — стиль мендельсоновской виллы (у нас он более известен под именем Корбюзье) напоминает того лондонского нищего, которому Оскар Уайльд однажды заказал у модного портного живописные лохмотья из бархата и шелка. Это — возврат к пещере, эстетическое оформление чудовищного противоречия буржуазной цивилизации. Только здесь — конец, там, на болоте — начало. Здесь — смертельная усталость (когда человеку больше уже ничего не нужно), там — скрежет зубов и желание обладать всем — землей и небом, накопленными сокровищами культуры и тем, что есть, и тем, что будет…

Едете дальше, — те же изумительные дороги, сторожа с метлами. Вот газогенераторный гигант, — железо-стеклянные корпуса и газохранилища тянутся на версты. Все закрыто, заколочено, дворы подметены, — пустыня. Ваш спутник рассказывает:

«В Гамбурге „Немецкая верфь“ достраивает последний пароход для Америки, да и то американцы просили затянуть работу, — копаются десятка три человек. Рабочие все рассчитаны, доки и мастерские подметены и заперты. В порту ржавеют на якорях сотни судов. В Эссене заводы Круппа загружены только на десять процентов — исключительно почти советскими заказами. Крупп не в состоянии выполнить с нами договор о „технической помощи“, не может принять новых заказов: на это нужны оборотные деньги, — ни денег, ни кредитов нет. В Штутгарте знаменитые литейные мягкого чугуна, паровозные, вагонные, компрессорные заводы загружены на семь процентов. Нет заказов, нет кредитов, чтобы взять заказы, — заколдованный круг. В Берлине работают только там, где еще имеются советские заказы. Немцы говорят о трех годах кризиса. Но какие силы способны через три года расконсервировать заводы? Нужны миллиарды. И не будет ли равна смерти такая длительная консервация? Страна к тому же должна платить миллиарды, — Германия не в состоянии выполнять репарации… Можно, конечно, надеяться на чудеса, но это не научно. Таково буржуазное хозяйство…»