Том 10

Вы поднимаетесь по красному бобрику лестницы в пансион, окно во двор открыто, — музыка — скрипка и гавайская гитара: — два прилично одетых гражданина, стоя посредине двора и глядя вверх на окна, играют что-то печальное о невозвратном и поют в унисон о том, как сладко умереть от любви. Вы хотели было бросить на двор монету, но поймали себя на этом невольном движении беспомощности…

Едете на автомобиле в Шпандау, где расположены заводы Сименса (электроиндустрия). Дорога — через северо-западную часть Берлина, выросшую за последние годы (перед кризисом): территория выставки со стометровой решетчатой башней, огромные серо-зеленые здания радиостанции, многоэтажные дома индустриально-урбанического стиля и великолепные дороги, рассчитанные на потоки автомобилей.

Мчитесь в одиночестве, астрономически прямое шоссе поднимается на изволок, летят навстречу еще безлиственные деревца, чистенькие сторожки. Промелькнул старик сторож с метлой, — заметив, должно быть, окурок на шоссе. Слегка волнистая равнина — безжизненна, кажется покинутой.

Впечатления от противоречий Берлина — шуточки в сравнении с тем, что увидите в Шпандау. Здесь обнажено сердце страны: — индустрия. Замедлив ход, подъезжаете. Небольшой городок, островерхие кирки, чистая провинциальная улица с желтыми домами. Над городом возвышается буро-темная громада крепости, — древние башни, цитадели, стены, поросшие мхом. В этой крепости было сосредоточено германское золото для мировой войны, — мобилизационный фонд. Имперское правительство, видимо, не беспокоилось близостью рабочего района: — желтые вожди поручились за преданность масс.

У въезда в городок на низменном огороженном поле — сотни собачьих будок, — так по крайней мере кажется издали. Треплется на веревках тряпье. Дымки, кое-где — красные флаги, грядки огородов. Будки и хижины, построенные из фанерных ящиков, старых дверей, железных листов и толя, — жилища рабочих. Вы сто раз читали и слышали об этих первобытных поселениях, — вот они в натуре. Дальше, по пути, встретите их не раз и в более странной обстановке.

Минуете тихую улицу, городскую площадь. Над голыми деревьями крепости, над опустевшими подвалами империализма весенне кричат грачи. Снова — поле. Вдали — гигантское кирпично-стеклянное здание с башнями под облака, — задираете голову из окна машины — взглянуть на эту громаду. Это главный корпус мировой индустрии Сименса. Дороги к нему зазеленели травкой. Завод остановлен, законсервирован.

Близ завода — городок Сименсштадт, — с многоэтажными домами в балкончиках, с заржавленными рельсами на подметенной улице. Пустынно, двое-трое прохожих, здесь осталась едва лишь четвертая часть населения. К городку примыкают длинные белые многоэтажные дома, построенные самим Сименсом для рабочих: — застекленные урбанические очертания фасадов. Но дома также почти необитаемы, — квартирная плата слишком высока.

Перед нами в низинке — обширный городок из будок и фанерных ящиков, — те же рубашки и кальсоны на веревках, фуражки, дымки, женщины в заштопанных шалях, дети, огородные грядки. Вот здесь живут, здесь полно, сюда на кочки, в полупещеры переехало рабочее население. Разинув рот, глядите: что же это такое? Древние кочевники у подножья Палатинского холма[34] с покинутыми дворцами и полуразрушенными храмами? Или это неумолимая диалектика Истории? Буржуазная цивилизация на высшей точке смыкается с натуральным хозяйством, с кочевьем, с бытом троглодитов… Человек уходит на болото, питается кореньями. Интеллигенция протягивает руку за милостыней и поет по дворам. Рабочие роют пещеры и каменным оружием (скажем — осколками кирпича) охотятся за кошками и собаками для первобытной похлебки. Ничего не скажешь, — это так.

Поблагодарим за доставленное острое впечатление Версальский мир, Лигу наций и вождей Второго Интернационала.

Здесь же, близ Шпандау, посещаете знаменитую виллу архитектора Мендельсона, — на высоком берегу живописного озера, где красноватые обрывы, сосновые леса, облака над синеватой рябью и все, что полагается для первоклассного пейзажа.