Том 10. Господа «ташкентцы». Дневник провинциала

— Ah! les hommes sont bien m'echants! [140]они так искусно расставляют свои сети, что я не могу… нет, нет, не могу не дрожать за тебя. И потому, если б когда-нибудь, по какому-нибудь случаю, тебя постигло искушение… ^*

— Parbleu! je voudrais bien voir! ^* [141]

— Не шути этим, Nicolas! Люди вообще коварны, а нигилисты — это даже не люди… это… это злые духи, ^*— et tu sais d’apr`es la Bible ce que peut un esprit malfaisant [142]. A потому, если они будут тебя искушать, вспомни обо мне… вспомни, мой друг!.. и помолись! La pri`ere — c’est tout [143]. Она даст тебе крылья и мигом прогонит весь этот cauchemar de moujik [144]. Дай мне слово, что ты исполнишь это!

— Maman! вы странная!

— Нет, дай мне слово! успокой меня!

— Даю вам миллион триста тысяч слов, что каждый из этих злых духов, при первом свидании, получит от меня такую taloche [145], что забудет в другой раз являться с предложениями! О! я эти революции из них выбью! Я их подтяну!

Nicolas надувается и вскакивает; глаза его искрятся; лицо принимает торжественное выражение. Он таким орлом прохаживается по зале, как будто на него возложили священную обязанность разыскать корни и нити, и он, во исполнение, напал на свежий и совершенно несомненный след.

— Maman! — произносит он важно, — желаете ли вы, чтоб я открыл перед вами мою profession de foi? [146]

— Mon fils! [147]

— Alors 'ecoutez bien ceci [148]. Я консерватор; я человек порядка. Et en outre je suis l'egitimiste! L’ordre, la patrie et notre sainte religion orthodoxe — voici mon programme `a moi [149]. Что касается до нигилистов, то я думаю об них так: это люди самые пустые и даже — passez-moi le mot [150]— негодяи. Ils n’ont pas de fond, ces gens-l`a! ils tournent dans un cercle vicieux! [151]Надеюсь, что теперь вы меня понимаете?

— Какой ты, однако ж…

«Умный», хотела сказать Ольга Сергеевна, но вдруг остановилась. Она совсем некстати вспомнила, что даже ее покойный Пьер («le pauvre ami! [152]он никогда ничего не знал, кроме телесных упражнений!») — и тот однажды вдруг заговорил, когда зашла речь о нигилистах. «И, право, говорил не очень глупо!» — рассказывала она потом об этом диковинном случае его товарищам-кавалеристам.

A Nicolas между тем надувается все больше и больше.

— Благодаря моему воспитанию, — ораторствует он, — благодаря вам, ma noble et sainte m`ere, la ligne de conduite que j’ai `a suivre est toute trac'ee. Cette ligne — la voici: [153]желай в пределах возможного, беспрекословно исполняй приказания начальства, будь готов, et ne te m^ele pas de politique [154]. Один из наших гувернеров сказал святую истину: nul part, a-t-il dit, on n’est aussi tranquille qu’en Russie! pourvu qu’on ne fasse rien, personne ne vous inqui`ete!! [155]A в переводе это значит: не возносись, не пари в облаках — и никто тебя не тронет. Но если ты желаешь парить — что ж, милости просим! Только уж не прогневайся, mon cher, если с облаков ты упадешь где-нибудь… o`u cela ne sent pas la rose! [156]

— Merci! merci, mon fils! — страстно произносит Ольга Сергеевна.

Но Nicolas не слушает и, постепенно разгорячаясь, несколько раз сряду повторяет:

— Oui, dans cet endroit-l`a cela ne sentira pas la rose… je le garantie! [157]

Мало-помалу, раздражаясь собственною фантазией, он вступает в тот фазис, когда человеком вдруг овладевает какая-то нестерпимая потребность лгать. Он останавливается против maman, несколько времени смотрит на нее в упор, как будто приготовляет к чему-то необычайному.

— Вы знаете ли, maman, что это за ужасный народ! — восклицает он, — они требуют миллион четыреста тысяч голов! ^*Je vous demande, si c’est pratique! [158]

С минуту и мать и сын оба молчат, подавленные.

— Они говорят, что наука вздор… la science! [159]что искусство — напрасная потеря времени… les arts! [160]что всякий сапожник в сто раз полезнее Пушкина… ^*Pouschkinn!

Новая минута молчания.

— Они отвергают брак, ils vivent comme des chiens avec leurs chiennes! [161]Они не признают таинств, религии, церкви… notre sainte 'eglise orthodoxe! Et vous me demandez, si je suis nihiliste!! [162]

Ольга Сергеевна не может больше владеть собой и бросается к Nicolas.

— Nicolas! Я вижу! я все теперь вижу! Tu es un noble et saint enfant! [163]но скажи, ты знал? ты знал кого-нибудь из этих страшных людей? — с каким-то ужасом спрашивает она.

— Maman! Я видел одного из них на Невском: il 'etait mal peign'e, pas du tout lav'e… [164]и от него пахло!

— L’horreur! [165]

Политическая программа Nicolas не только успокоивает Ольгу Сергеевну, но даже внушает ей уважение к сыну.

— До сих пор я только любила тебя, — говорит она, — теперь я тебя уважаю! ^*

На что Nicolas со всем энтузиазмом пламенной души отвечает:

— Oh! ma noble et sainte m`ere! mais sentez donc! sentez, comme mon coeur bondit et tr'epigne [166].