Том 10. Письма, Мой дневник

Теперь иное: я, собственно, удивляюсь спешке с нотным материалом дополнительных картин, а следовательно, непонятны мне и обе телеграммы, особенно В.И. Мутных («работа „Мининым“ задерживается отсутствием музыки, просьба ускорить присылку»). Если опера идет, то ведь в театре клавир семи картин, — как же отсутствует музыка? Ничего не понимаю. Ведь учить-то эти семь картин можно. Но по моим сведениям, опера не идет. И значит, «отсутствие музыки» новых картин, очевидно, задерживает не разучивание, а новый (заново) просмотр всей оперы, как это и можно понять из письма ко мне Платона Михайловича [831] («в середине марта собираемся прослушать „Минин“»). Если мое предположение верно, то материал поспеет как раз к сроку. Правда, «Подн[ятую] целину» можно принимать авансом и разучивать до окончания. Но я еще композитор неумелый и незрелый, не владеющий техникой муз[ыкальной] речи, и потому я понимаю всю осторожность в отношении моей работы. И все-таки, о каком же отсутствии музыки может идти речь? Или я чего-то не разобрал, и речь шла о переработке всей музыки? И я должен выслать совсем новый клавир? Но тогда — другой разговор. Пишу Вам и чувствую, что волнуюсь, хотя чего ради? По всем данным, опера не идет. По другим же слухам, ее уже сослали в Филиал. Очевидно, массовые сцены будут купюрованы? Когда у меня был Платон Михайлович и восторженно описывал мне, какой он сценически представляет себе нашу оперу с точки зрения политической значимости тематики, я все время ощущал большой размах, большой план и, следовательно, сцену Большого театра. Но если это мечты, если Б[ольшой] театр не для меня, то ведь тогда, действительно, надо пересмотреть всю оперу и многое переделать в сторону большей экономии массовых сцен, усилить интимно-лирический элемент (или просто его воссоздать), уменьшить число действ(ующих) лиц и т.д., и т.д. Словом, эти слухи о Филиале изнуряют и подтачивают мою творческую энергию едва лишь менее, чем сознание, что опера совсем не пойдет, к чему я все время стараюсь себя приучить. Ну вот пока все. Завтра надеюсь еще написать Вам, получив ноты. А строго говоря, зачем их посылать? Не лучше ли им лежать у меня. Лежит же с декабря клавир в Москве, а «музыка», говорят, «отсутствует»? Приветы В[ашей] супруге. Вам, Мелику. «Кавказский пленник» мой совсем сгинул. Ни в балет, ни в оперу нет хода. Прямо беда. Обнимаю Вас.

Б. Асафьев

Знаете ли книжку Любомирова (П. Г.) [832] «Очерк истории Нижегородского ополчения 1611—1613 гг». (Петроград, 1917). Еще любопытные вещи я вычитал о Смутном времени в одной книге 1718 года [833], редактировавшейся, по-видимому, Петром. Вашу сцену с Шереметевым очень ценю, как историк. Мокеев, кажется, и у меня получился. Вл. Ив. Мутных не пишу отдельно. Сообщите ему мои соображения и недоумения.

16. М.А. Булгаков - Б.В. Асафьеву

24 марта 1937 Москва

Дорогой Борис Владимирович!

Обе картины получены в театре.

Одну из них, именно «Кострому», 22-го Мелик играл у меня. Обнимаю Вас и приветствую, это написано блестяще! Как хорош финал — здравствуйте, граждане костромские, славные!!

Знайте, что [...], несмотря на утомление и мрак, я неотрывно слежу за «Мининым» и делаю все для проведения оперы на сцену.

О деталях я Вам сейчас не пишу, потому что эти детали прохождения оперы сейчас будут так или иначе меняться, и я буду информировать Вас по мере того, как они будут устанавливаться прочно.

Но повторяю основное: помните, что для оперы делается все, чтобы она пошла на сцену.

Привет супруге.

Ваш М. Булгаков

17. Б.В. Асафьев - М.А. Булгакову

2.IV.1937

Дорогой Михаил Афанасьевич!

Простите, все не могу засесть написать Вам обстоятельное письмо. Очень измучен «Партизанами». Но, кажется, сейчас это дело двинулось, встало на рельсы. [...] из г. Горького мне прислали запрос о клавире «Минина». Они хотят ставить в будущем сезоне. Посылать? Они пишут, что имеют разрешение от Моск[овского] упр[авления] по дел[ам] иск[усств] на постановку! О самом «Минине» я хотел сказать Вам, что после сочинения сцены в Костроме я убедился еще более, что всякая порча сцены на Лобном месте резонерством только разбавит нарастающий народный подъем, большую эмоц[иональную] волну, кот[орая] стремится теперь отсюда на Кострому, и финал казачьего лагеря к финалу оперы (где я, пожалуй, начинаю сознавать и необходимость каких-то «проводов» народом поляков).