Том 10. Публицистика (86)

Социалистическая идейность – первое принципиальное и главное завоевание нашей литературы. Второе ее завоевание – народность. Советская литература, как целое, не сразу овладела этой величайшей для каждого писателя возможностью – говорить с народом и быть понятным народу. С этой стороны поучительны некоторые моменты истории литературы истекшего двадцатипятилетия. Ее развитие, в основном, прошло два этапа, соответствующих двум большим этапам в развитии нашей страны. Первый этап: от Октября до того года, который был назван Сталиным «годом великого перелома». Второй – от начала тридцатых годов до Отечественной войны. В наши дни, как я уже сказал, начинается новый этап советской литературы.

От Октября до года великого перелома в стране практически еще не был решен вопрос «кто кого?», внутри общества шла борьба социалистических и капиталистических элементов, борьба за направление, за содержание революционного процесса. Все это отражалось на идеях, темах, сюжетах и стиле литературы.

С тридцатых годов начинает определяться новое, социалистическое общество. Страна – в напряжении строительства пятилеток. Литература стремится отразить эти новые общественные процессы. Борьба кружков и направлений, характерных для предшествующего периода, кончается, уступая место идейному сплочению, которое иногда принимает нежелательный характер общей нивелировки. Выбор тем, манера изложения, отношение к предмету, человеку, – все, что мы называем стилем, – подчиняется целеустремленности строительства, происходящего в стране. Литература окрашивается патетикой времени и стремится к познанию и отражению действительности. Расцветает очерк, и нередко реализм подходит к опасной грани натурализма.

Внутри первого этапа или периода можно выделить некоторые литературные циклы. Это, прежде всего, годы гражданской войны, затем – нэпа.

Октябрь застал русскую литературу, в лице эпигонов великого века, в упадке и разложении. За небольшими исключениями, за исключением Горького, она была далекой от народа и чуждой ему. Были порваны последние нити, связывающие ее с освободительными традициями XIX века. Война 1914 года беспощадно продемонстрировала это падение, когда какой-нибудь эстет, поэт Игорь Северянин, выстреливал в пустоту фразой: «И если в грозный час таинственный падет последний исполин, тогда ваш нежный, ваш единственный, я поведу вас на Берлин…». – Самой низкопробной халтурой, вроде: «С крестом в груди, с железом в сердце» – Муйжеля и сотен других сочинителей, наполнены были страницы журналов и газет. Чтобы стать понятной воюющему народу, литература первой мировой войны спустилась со своей башни и, торопливо загримировавшись под патриота, загаерничала, засюсюкала, запричитала на все фальшивые голоса. Народ не принял и злобно оттолкнул от себя эту шутиху – барскую барыню.

Сравните ее с литературой второй мировой войны, наших дней, когда все устремления советской литературы – подняться до уровня моральной высоты и героических дел русского воюющего народа. Литература наших дней – подлинно народное и нужное всему народу высокое гуманитарное искусство. Она круто идет на подъем. Это стихи Твардовского, Симонова, Исаковского, Сельвинского, Суркова, последние стихи Анны Ахматовой, сатиры Маршака, ленинградские рассказы Николая Тихонова, произведения Эренбурга и Корнейчука, рассказы Соболева, Паустовского, очерки Бориса Горбатова, повести и очерки Василия Гроссмана, покойного Полякова, военные рассказы непрофессиональных писателей, подписанные майорами или полковниками, «Радуга» Ванды Василевской и многое другое.

Перед огненным лицом Октября растерялись значительные слои интеллигенции, не в силах понять, что же именно новое несет в жизнь рабочий класс, и отшатнулись от революции. Однако все лучшее, что было в нашей интеллигенции, – в литературе в частности, – пошло с революцией. Хорошо тогда (в январе 1918 года) сказал Александр Блок: «Дело художника, обязанность художника видеть то, что задумано, слушать ту музыку, которой гремит разорванный ветром воздух».

А было задумано:

«Переделать все. Устроить так, чтобы все стало новым, чтобы лживая, грязная, скучная, безобразная наша жизнь стала справедливой, чистой, веселой и прекрасной жизнью».

Это настроение всеочищающей революционной метели, ворвавшейся в лживую и угрюмую жизнь, и вложил Блок в поэму «Двенадцать». В ней, однако, больше – от поэтического устремления, чем от исторического понимания.

Вместе с Октябрем ворвался в литературу образ народа. Он пришел, как нечто слитное, массово целое, в котором неразличимы личности. Личность тогда казалась неотделимой от буржуазного индивидуализма и отрицалась вместе с ним. Таков этот человек-масса в «150 000 000» Маяковского, в повести «Падение Даира» Малышкина и отчасти в «Железном потоке» Серафимовича.