Том 10. Жерминаль

— Пойдем с нами, если хочешь… Сама увидишь, что нисколько ты нам мешать не будешь! На что они мне, певички эти?.. Ну, пойдешь?

— А маленький? — ответила она. — Куда пойдешь, когда ребенок на руках, крикун неугомонный? Пусти, пойду домой… Там наверняка опять свара.

Но Захарий все не пускал ее, упрашивал дать денег. Ну, как же это? Ведь он обещал Муке. Неужели она дураком хочет выставить его перед приятелем? Не может человек каждый вечер вместе с курами ложиться. Филомена наконец сдалась, отогнула полу кофточки, разорвала ногтем нитку и вытащила несколько монет по десять су, зашитые в подкладку. Из страха, что мать все отберет, она прятала таким образом деньги, полученные за добавочную работу на шахте.

— У меня пять монет, видишь? — сказала она. — Так и быть, дам тебе три… Только поклянись, что уговоришь мать поженить нас. Довольно нам такой жизни! Все на улице! Да еще мать попрекает меня каждым куском… Поклянись, поклянись сперва!

Худенькая, болезненная женщина говорила вялым голосом, в интонациях ее не было страстного волнения, а чувствовалась лишь усталость измученного жизнью человека. Захарий клялся и божился, что его слово свято. А когда получил три монеты, облапил Филомену, стал щекотать, рассмешил и, пожалуй, довел бы свои любезности до конца, укрывшись во впадине террикона, с давних пор служившей для них зимою супружеской спальней, но Филомена отвергла заигрывания, сказав, что это не доставит ей никакого удовольствия. Она в одиночестве возвратилась в поселок, а он прямиком, через поле, побежал догонять приятеля.

Этьен машинально следил за ними издали и, не зная обстоятельств, считал, что это просто свидание. На рудниках девушки рано познавали любовь; он вспомнил фабричных работниц в Лилле, которых парни, бывало, поджидали на задворках фабрик, — целые стайки девчонок, испорченных уже в четырнадцать лет, выросших в нищете и без призора. Но его размышления прервала другая встреча. Он остановился.

У подножия террикона, на больших камнях, которое скатывались с него, тщедушный Жанлен яростно спорил с Лидией, сидевшей справа от него, и с Бебером, сидевшим слева.

— Ну, еще что скажете?.. Вот надаю обоим оплеух, так больше не будете просить… Кому мысль в голову пришла? Кому?

В самом деле мысль принадлежала Жанлену… Целый час они провозились на берегу канала, рвали все вместе листья одуванчиков, а когда набралась целая куча листьев, он подумал, что столько дома у него не съедят, и не пошел обратно в поселок, а отправился в Монсу, захватив с собой Бебера и Лидию. Бебера он заставил сторожить, а Лидии приказал звонить у подъездов городских домов и предлагать листья одуванчика. Как человек бывалый, он говорил, что девчонки распродадут все, что хочешь. Торговля шла очень бойко; правда, для дома ничего не осталось, но зато Лидия выручила одиннадцать су. А теперь три компаньона делили меж собой доход.

— Это несправедливо! — твердил Бебер. — Надо поровну делить. Если ты возьмешь себе семь су, нам с ней достанется только по два су.

— Что же тут несправедливого? — разозлившись, возражал Жанлен. Во-первых, я больше вашего нарвал.

Обычно Бебер с боязливым восхищением повиновался Жанлену; он постоянно был жертвой приятеля, нередко получал от него затрещины, хотя был старше и сильнее его. Но на этот раз мысль об утрате такого богатства привела его к сопротивлению.

— Лидия, ведь он хочет обсчитать нас! Верно я говорю? Если он не поделит поровну, мы его матери пожалуемся.

Жанлен сунул ему кулак под нос:

— А ну посмей, пожалуйся! Я сам пойду к вам домой и скажу, что вы продали салат нашей мамы… Да и как я буду делить одиннадцать су на троих, глупая башка? Попробуй-ка, подели, раз ты такой ловкий!.. Нате, получайте по два су. Да берите живей, а не то я себе в карман положу.

Бебер угрюмо покорился и взял два су. Лидия не сказала ни слова, она вся трепетала, была исполнена нежности, как маленькая побитая мужем женщина, жаждущая получить его прощение. Жанлен протянул два су, и она с заискивающим смехом тотчас подставила руку. Но вдруг он передумал.

— Ну что? На кой тебе деньги?.. Ты ведь спрятать не сумеешь, и мать все равно у тебя их отберет… Лучше дай мне на хранение. Когда тебе понадобится, ты у меня спросишь.

И он завладел девятью су. Чтобы заткнуть Лидии рот, он, смеясь, обхватил ее обеими руками и вместе с ней покатился по отвалу террикона. Она была его маленькой женой, во всех темных углах они пытались играть в любовь, какую видели у себя дома, подглядывая в щели перегородок, в замочные скважины. Они все знали, но ничего не могли, были еще слишком малы, шли ощупью, целыми часами возились друг с другом, как порочные щенята. «Поиграем в папу и маму», — говорил Жанлен, и Лидия бежала за ним вприпрыжку; она подчинялась ему, испытывая сладостный трепет инстинкта, иногда сердилась, но всегда уступала, ожидая чего-то неведомого, что никогда, однако, не приходило.