Марья Васильевна.
Вот ты меня никогда не понимаешь, а все напротив. Я говорю, что ты все непорядок делаешь, а мне его жалко больше тебя: как он первый раз за столом есть стал, так мне его жалко стало! Я ему и рубашек ночных послала, и карпеток связать велела. Я хоть и глупа, но понимаю, что если он нашего сына учитель, так он в доме первый человек. Я ему ничего не жалею. Я говорю только, ты устрой все порядком. Вот сколько раз я просила столяра у стола ножку починить…Иван Михайлович.
Ну, полно, матушка, перестань ты, ради самого Христа!Те же и студент.
Студент
Марья Васильевна.
Чего вам, Алексей Павлович? чаю или кофию, с белым хлебом и с маслом, чего хотите.Студент.
Все равно. Ну, хоть чаю давайте.Иван Михайлович.
А Петруша где?Студент.
Шествует. Он брюки меняет, измок.Иван Михайлович.
Что ж это вы делали?Студент.
Хотели заняться ботаникой, да [не][104] вытанцевалось. А рыболовство учиняли.Иван Михайлович.
А Катенька говорила, что вы хотели что-то исследовать из естественных наук…Студент.
Хотели, да не вытанцевалось, микроскопа не имелось.Марья Васильевна.
С белым хлебом хотите, кушайте.Студент
Марья Васильевна.
Что это ячейки, так и называется? Вы лейте больше сливок, еще принесут. Катенька, ты тоже знаешь ячейки?Катерина Матвеевна.
Все органическое существует только в силу развития ячеек.Студент
Иван Михайлович.
Я читал про ячейки. Только скажите, Алексей Павлыч, вот в хлебе можно видеть их?Студент.
Коли бы не видели, и не говорили бы и не изучали бы. В микроскоп видно.Иван Михайлович.
А дорого стоит микроскоп?Студент.
Дрянный дешево приобресть можно. У Анатолия Дмитриевича есть, стоит триста шестьдесят франков, а в университете пятнадцать тысяч.Иван Михайлович.
Да, купить надо.Катерина Матвеевна.
Немного вы опоздали, здесь была опять возмутительная сцена, истинно плантаторская.Студент.
Что ж, надо им потешаться над себе подобными. Больше ведь ничего не умеют… А мне, доложу вам, наскучило здесь, хочу уехать, на кандидата держать.Катерина Матвеевна.
А мое воззрение другое, — я нахожу, что чем грубее та среда, в которой приводится работать, тем больше нужно энергии. Потому что в силу чего могут измениться эти уродливые отношения, как не в силу тех идей и заложений, которые мы внесем в них. Я сознаю свое влияние над этими людьми и посильно употребляю его. И вы призваны облагородить еще свежую личность Петра. Он с своей стороны тоже вносит идеи в эту мертвящую среду. Вот Анатолий Дмитрич так же судит.Студент.
Ну их к богу! В грязи сам замараешься. Зуботыковы пускай сами по себе услаждаются, и мы сами по себе. На каждом шагу ведь не станешь протестовать, а только чувствуешь, что слабеет негодование. Мужики вон пашут с четырех часов, а тут до двенадцати чай пьют. Ведь как же с этим помириться?Катерина Матвеевна.
Конечно, но все надо делать уступки. Посмотрите на Венеровского, как он, вращаясь в самом отсталом кругу по своей службе, в сущности, ничего не уступает и все проводит идеи.Студент.
Что Венеровский! Я не могу уважать человека, который служит. Акцизные либералишки!Катерина Матвеевна.
Позвольте, позвольте! В этом мы с вами никогда не дотолкуемся до единства мысли. Венеровский замечательная личность. Посмотрите, вся его деятельность — школы, публичные лекции.Студент.
Что ж, я могу и наложить печать молчанья на уста.Катерина Матвеевна.
А мне смешно вспомнить, как нынче [со] старухами мы говорили о нем. Как эти люди-то понимают людей нашего закала! Можете вообразить, что в их понятии он ездит сюда только для того, чтоб жениться на Любовь Ивановне, или на ее приданом, как они это объясняют.Студент.
А что ж, от сего достопочтенного синьора всякая мерзость произойти может.Катерина Матвеевна.
Твердынский, не говорите так, иначе мы разойдемся… Венеровскому жениться! и на ком же!