Приказчик.
Воля ваша-с, Иван Михалыч, а я вам не слуга. Старался я, сколько мог. Только грех один с этим народцем. Увольте.Иван Михайлович.
Вот и хозяйничай!Приказчик.
Что ж делать!Иван Михайлович.
Вон! Только рук марать не хочется. Нет, это разбой. Это черт знает что такое!Марья Васильевна.
Ведь я говорила, что они теперь все уйдут.Любочка.
А ты бы, папаша, вольным трудом. Анатолий Дмитриевич говорит, что это лучше.Иван Михайлович.
Ну вас к богу! Мелют, не знают что. Завязать глаза, да бежать! Все раскрыто, развалено, тащут, крадут, никто ничего не работает! Мальчишки старших учат. Все перебесились. Вот те и прогресс!Катерина Матвеевна.
Тут есть, по-моему, причины, глубже коренящиеся в отношениях строя народной жизни.Иван Михайлович.
Отстаньте вы, ради Христа! Что ж, вы останетесь? Я вас прошу остаться. Пойми, что я не могу приискать теперь вдруг другого.Приказчик.
Никак не могу-с, у меня и место есть.Иван Михайлович
Приказчик.
Не смеете-с, нынче уж это прошло время.Иван Михайлович.
А, не смею?Марья Васильевна
Иван Михайлович.
Нет, я с тобой разделаюсь по-своему. Пойдем, каналья!Марья Васильевна и Любочка уходят.
Входит Венеровский.
Венеровский.
Вот и я явился к вам — руку!Иван Михайлович.
Нет, это невозможно! Что делать?Венеровский.
А у вас что? Житейское? Что ж, хорошее дело. Хе, хе, хе!Иван Михайлович.
Нет никаких средств! вот человек, облагодетельствованный мною, отпущен на волю до манифеста, землю подарил. Управлял именьем и теперь вдруг, без всякой причины…Венеровский.
Не хочет продолжать служения, хе-хе! что ж, дело известное. Хотелось бы его побить, помучать, пожечь на тихом огне, да нельзя — что ж делать! Это дурная сторона вольного труда.Иван Михайлович.
Ну, да черт с ним совсем! [Приказчик уходит.
Венеровский.
Ей-богу, вот на вас любуешься, Иван Михалыч. Как вы себя ломаете. Это сила! Да, сила. А еще называют вас ретроградом — хе, хе!Марья Васильевна.
Чаю или кофею хотите со сливками? вот белый хлеб, масло.Венеровский.
Merci. Ну, а вообще, как вольный труд? Я подъезжал, видел: кипит работа — хе, хе! Идет?Иван Михайлович.
Ах, не спрашивайте! Идет, да вот этакие неприятности. Вы как?Венеровский.
Да мы что — ничего, работаем понемножку. Все это грязь губернская давит, душит. Кое-как боремся.Иван Михайлович.
Ну да, да.Венеровский.
Все подвигаемся, все понемногу; вот вчера школу открыли для детей золотых дел мастеровых. Выхлопотали помещенье, все: кое-как собрали деньжонок по купцам на книги. Идет ничего. Вы приезжайте как-нибудь с Любовь Ивановной посмотреть. Интересно.Иван Михайлович.
Вот ваша деятельность благодарная. Ну, а что, когда ваша другая лекция?Венеровский.
Да все некогда, все служба. Мошенничают очень заводчики. Третьего дня одного поймал. В три тысячи взятку предлагал, хе, хе! Смешные люди, даже и оскорбляться нельзя. Ведь что ж делать: все равно как по-китайски говорят, хе, хе, хе! Вы приезжайте на днях с Любовь Ивановной школу посмотреть. Да, знаете, работаешь, работаешь — оглянешься, все-таки чувствуешь, что хоть сколько-нибудь облагораживается этот губернский круг. Хоть ненавидят, хе, хе, да мне что! Я люблю, как ненавидят. Признак силы, хе, хе! А я так не ненавижу, а презираю.Иван Михайлович.
Да что это в клубе у вас что-то было?Венеровский.
Да там мошенника одного поймали — старшина было хотел стащить деньжонки клубные, но поймали, уличили. Да ведь все больше плуты, хе, хе! Ну вот и радуешься, как замечаешь, что хоть немного начинают сквозь эти крепкие лбы проходить идеи прогресса, сознание чести и человеческое чувство, хотя немножко. Да, как хотите, а и одна честная личность, и то как много может сделать. Вот на себя посмотрю, что ж мне скромничать, хе, хе!Иван Михайлович.
Ведь как же и винить, какое было воспитанье?