Толстая барыня.
Но как, однако, Гросман устал. Он не мог чашки держать. Вы заметили, как он побледнелПрофессор.
Несомненно, трата жизненной энергии.Толстая барыня.
Вот и я говорю, что этим злоупотреблять нельзя. Как же, гипнотизатор внушил одной моей знакомой, Верочке Коншиной, — да вы ее знаете, — чтоб она перестала курить, а у ней спина заболела.Профессор
Толстая барыня.
Я сию минуту, позвольте. Я ей и говорю: уж лучше курить, но не страдать так нервами. Разумеется, что курить вредно, и я бы желала отвыкнуть, но, что хотите, не могу. Я раз две недели не курила, а потом не выдержала.Профессор
Толстая барыня.
Да нет, позвольте! Я в двух словах. Вы говорите, что трата сил? И я хотела сказать, что когда я ездила на почтовых… Дороги тогда были ужасные, вы этого не помните, а я замечала, и, как хотите, наша нервность вся от железных дорог. Я, например, в дороге спать не могу, — хоть убейте, а не засну.Профессор
Сахатов
Леонид Федорович звонит.
Толстая барыня.
Я одну, другую, третью ночь не буду спать, а все-таки не засну.Те же и Григорий.
Леонид Федорович.
Скажите, пожалуйста, Федору приготовить все для сеанса и позовите Семена сюда — буфетного мужика, Семена, слышите?Григорий.
Слушаю-с!Леонид Федорович, профессор, толстая барыня и Таня (спрятанная).
Профессор
Толстая барыня.
Да, да. Я только еще хотела сказать, что я очень рада, что простой мужик оказался медиум. Это прекрасно. Я всегда говорила, что славянофилы…Леонид Федорович.
Пойдемте пока в гостиную.Толстая барыня.
Позвольте, я в двух словах… Славянофилы правы, но я всегда говорила своему мужу, что ни в чем не надо преувеличивать. Золотая середина, знаете. А то как же утверждать, что в народе все хорошо, когда я сама видела…Леонид Федорович.
Не угодно ли в гостиную?Толстая барыня.
Вот такой мальчик и уж пьет. Я его сейчас же разбранила. И он благодарен был потом. Они — дети, а детям, я всегда говорила, нужна и любовь и строгость.Все уходят, разговаривая.
Таня (одна выходит из-за двери).
Таня.
Ах, удалось бы только!Таня и Бетси (входит поспешно).
Бетси.
Папá нет тут?Таня.
А я так, Лизавета Леонидовна, взошла, хотела… так вошла…Бетси.
Да ведь тут сеанс сейчас будет?Таня.
Лизавета Леонидовна, голубушка!Бетси
Таня.
Барышня, милая, да вы не выдайте!Бетси.
Да нет, ни за что. Я ужасно рада! Да как же ты делаешь?Таня.
Да так и делаю: спрячусь, а потом, как потушат, вылезу и делаю.Бетси
Таня.
Лизавета Леонидовна, голубушка, я только вам откроюсь. Прежде я так шалила, а теперь дело хочу сделать.Бетси.
Как, что? Какое дело?Таня.
Да вот, видели, мужики пришли, хотят землю купить, а папаша не продают и бумагу не подписали и им назад отдали. Федор Иваныч говорит: духи ему запретили. Вот я и вздумала.Бетси.
Ах, какая же ты умница! Делай, делай. Да как же ты будешь делать?Таня.
Да я так придумала: как они свет потушат, сейчас я начну стучать, швырять, ниткой их по головам, а под конец бумагу об земле — она у меня — и брошу на стол.Бетси.
Ну и что ж?Таня.
А как же? Они удивятся. Бумага была у мужиков, и вдруг здесь. А тут же велю…Бетси.
Да ведь Семен нынче медиум!Таня.
Так я ему велю…Бетси
Таня.
Да ничего, это все одно, — авось и так выйдет.Таня и Федор Иваныч. Бетси делает знаки Тане уходит.