Том 11. Кенилворт

«Таков был ослепительный блеск от пылающих стрел, сверканья ракет, потоков и ливней огненных искр, вспышек молний, — рассказывает придверник залы Совета, — таковы были громоподобные выстрелы — длительные, ужасающие и мощные, словно грохотало небо, вздымался океан и содрогалась земля, — что при всей своей смелости я ощутил великий страх».

Глава XXXI

Нет, это было б лучше делать в марте.

Когда все зайцы бесятся. Иль вы

Разумно говорите, гнев гася

Потоком хладнокровных доказательств,

Иль я и слушать вас не стану.

Бомонт и Флетчер

В наши намерения отнюдь не входит уподобляться мистеру Лейнему, отрывок из описания которого мы привели в конце предыдущей главы, и рассказывать обо всех подробностях великолепных празднеств в Кенилворте. Достаточно сказать, что под взрывы ослепительного фейерверка, для описания которого мы воспользовались красноречием Лейнема, королева вступила во двор замка через башню Мортимера. Пройдя мимо длинного ряда языческих богов и героев древности, которые, преклонив колена, приветствовали ее и поднесли ей дары, королева очутилась наконец в главной зале Кенилвортского замка, убранной по этому случаю с необыкновенной роскошью. Стены ее были затянуты драгоценными шелковыми гобеленами, воздух напоен ароматом благовонных курений и нежными звуками чарующей музыки. С высокого дубового потолка, покрытого искусной резьбой, спускалась великолепная люстра из позолоченной бронзы в виде летящего орла, на распростертых крыльях которого стояли шесть фигур — три мужских и три женских. Каждая из фигур держала в руках по два светильника, и зала была залита светом двадцати четырех восковых факелов. В глубине великолепной залы под парадным балдахином возвышался королевский трон; дверь рядом с ним вела в бесконечную анфиладу комнат, также роскошно убранных и предназначенных для королевы и ее дам на случай, если она пожелает уединиться.

Граф Лестер, подведя королеву к трону и усадив ее, опустился на одно колено и поцеловал протянутую ему руку с истинно рыцарской галантностью, прекрасно сочетавшейся у него с почтительностью верноподданного. Он поблагодарил ее в выражениях, исполненных самой глубокой признательности, за величайшую честь, какой только государь может удостоить своего подданного. Коленопреклоненный, граф был так хорош собой, что Елизавета поддалась искушению продлить эту сцену несколько дольше, чем того требовала необходимость, и, прежде чем приказать ему подняться, она провела рукой над его головою, почти коснувшись его длинных завитых и надушенных волос. Движение это было исполнено нежности; казалось, если бы она только посмела, то непременно превратила бы его в ласку.

Наконец Елизавета подняла графа, и, стоя у трона, он сообщил, какие увеселения задуманы, чтобы развлечь ее, и какие приготовления были сделаны, чтобы она не испытывала ни малейшего неудобства во время пребывания в замке. Королева тотчас же милостиво одобрила все.

Затем граф попросил ее величество разрешить ему и прочим вельможам, сопровождавшим ее в пути, удалиться на несколько минут, чтобы принять вид, более подобающий торжественному случаю. Во время их отсутствия, добавил он, достойные джентльмены Варни, Блант, Тресилиан и другие, уже успевшие переодеться, будут иметь честь находиться близ ее особы.

— Пусть будет так, милорд, — ответила королева. — Из вас вышел бы недурной руководитель театра, раз вы сумели так удачно распорядиться двойной труппой актеров. Что касается нас самих, то сегодня мы не сможем ответить вам той же любезностью, ибо не собираемся менять дорожную одежду. Мы, по правде говоря, несколько утомлены путешествием, затянувшимся из-за стечения нашего доброго народа, хотя любовь, которая была нам выказана, сделала это путешествие восхитительным.

Получив разрешение, Лестер удалился в сопровождении вельмож, прибывших в Кенилворт вместе с королевой. В зале остались только лица, приехавшие задолго до нее и потому успевшие нарядиться для торжества. Но, поскольку большинство из них не принадлежало к высшим придворным кругам, они держались в почтительном отдалении от трона. Зоркий глаз Елизаветы быстро различил среди них Роли и еще двух-трех человек, лично знакомых ей; она тотчас же подала им знак приблизиться и приветливо обратилась к ним. Особенно благосклонно был встречен Роли, так как приключение с плащом и случай со стихами запомнились королеве. К нему она чаще всего обращалась за сведениями об именах и званиях присутствующих. Ответы его были выразительны и не лишены юмора, что, видимо, немало забавляло Елизавету.

— А это что за шут? — спросила она, глядя на Тресилиана, привлекательная внешность которого сильно проигрывала из-за его испачканного костюма.

— Поэт, с позволения вашего величества, — ответил Роли.