Том 11. Монти Бодкин и другие

— А ты не знала? Думаю, они это не афишируют, как и мы. Немногие, — продолжал Монти, — знают о нашей помолвке.

— Думаю, в нашем случае не о чем и знать.

— Гертруда!

— Я пытаюсь понять. Я застаю тебя здесь, ты гладишь по голове какую-то женщину…

— Не глажу. Поглаживаю. Каждый порядочный человек на моем месте сделал бы то же самое. Она так убивалась, бедняжка, они с Амброзом поссорились. А все Реджи, осел такой.

— Реджи?

Какая-то светлая мысль блеснула в голове Монти, как первый луч весны. В ушах у него зазвенело, и каюта осветилась радостным светом. Ощущение было ему незнакомо, но на самом деле на него нашло озарение. По-видимому, упоминание о Реджи принесло с собой поток света, озарившего тернистый путь, по которому он пока что пробирался впотьмах.

Впервые с тех пор, как она вошла в комнату, все показалось ему не так плохо. Голос его, когда он заговорил, звучал по-новому, строго и уверенно.

Он заговорил, и в голосе его прозвучала странная, незнакомая нотка уверенности.

— Реджи, — сказал он, — повел себя очень плохо. Я как раз собирался зайти к тебе и рассказать. Хочу поговорить с тобой насчет Реджи.

— Нет, это я пришла к тебе поговорить о Реджи.

— Правда? Значит, ты слышала? Про него, про Амброза и про мисс Флокс?

— О чем это ты?

На лице Монти появилось почти пизмарчевское суровое выражение.

— Думаю, — сказал он, добавляя в голос еще больше металла, — что ты должна поговорить с Реджи. Или кто-нибудь еще должен. Я хочу сказать, может быть, такие вещи кажутся ему забавными, но, как я уже говорил, они не всегда уместны. Лично я ненавижу розыгрыши. И не вижу в них ничего смешного.

— О чем это ты? Я не понимаю.

— О том, что Реджи натворил. Он не понимает одного — конечно, по беспечности, — но он не понимает одного…

— Да что Реджи сделал?

— Я и рассказываю. Ты отлично знаешь, кто он: врун, каких мало.

— Неправда.

— Извини меня, но это правда. И вдобавок у него дурацкое чувство юмора. Что получается? Этот тупой осел идет к мисс Флокс и пичкает ее до отвала всякими бреднями о том, какой Амброз повеса и что ему нельзя верить ни на грош и так далее и тому подобное. Очень мило, да? Я, доложу тебе, все ему высказал. Мне эта история не нравится, и я хочу, чтобы он это понял. Как я объяснил ему, подобные шутки могут плохо кончиться. Возьмем, к примеру, этот случай. Мисс Флокс с ним не разговаривает. С Амброзом то есть. Она испила полную чашу, бедное созданье, и ей хватило с избытком. Ты видела, как она тут рыдала. Казалось, Гертруда окаменела.

— Это сделал Реджи?

— Да.

— А… а зачем?

— Объясняю. У него извращенное чувство юмора. Лишь бы посмеяться.

— Над чем тут смеяться-то?

— Не спрашивай. Он говорит, что часто так делает. То есть идет к девушкам и плетет им, что их женихи — неисправимые повесы. Чтобы посмотреть, как те взовьются.

— Это не похоже на Реджи.

— Я тоже так думал. Но — увы!

— Ах он, гаденыш!

— Змей в человеческом обличье.

— Вредный мальчишка!

— Да уж.

— Бедный Амброз!

— Да.

— Больше не буду с ним разговаривать.

Глаза Гертруды метали молнии. И вдруг огонь поутих. По щеке ее покатилась слеза.

— Монти, — робко сказала она.

— Слушаю?

— Прямо не знаю, как сказать тебе.

Внутри Гертруды Баттервик явно происходила борьба.

— Нет, скажу. Должна. Монти, ты знаешь, зачем я шла сюда?

— Позвать на обед? По-моему, скоро время обеда. Ты за чьим столом?

— Капитана. Но это неважно…

— А я — у Джимми Первого. Какая досада, что мы не вместе!

— Да. Но это все неважно. Я хочу сказать тебе… Я чувствую себя такой свиньей…

— Да?

Гертруда всхлипнула, опустила глаза и залилась краской.

— Я пришла сюда вернуть тебе Микки Мауса, которого ты мне дал.

— Микки Мауса?!

— Да. Ты не поверишь, Монти…

— Во что не поверю?

— Сегодня Реджи пришел ко мне и рассказал про тебя то же самое, что он рассказывал мисс Флокс про Амброза.

Монти удивился.

— Неужели?

— Да. Сказал, что не помнит случая, когда бы ты не крутил любовь с тремя девицами одновременно…

— Господи помилуй!

— …и каждой внушаешь, что она у тебя единственная и неповторимая.

— Вот это номер! Гертруда еще раз всхлипнула.

— И знаешь, Монти, дорогой, я — ему — поверила!

Наступило напряженное молчание. Монти продемонстрировал, как ему тяжело, больно, горько и обидно это слышать.

— Такого, — сказал он наконец, — я от тебя не ожидал. У меня нет слов. Просто нет слов. Ты меня просто подкосила, старушка. Надо же быть такой…

— Да знаю, знаю. Но, понимаешь, после той татуировки…

— Я уже объяснил тебе. Самым подробным образом.

— Знаю. Но я же не виновата, что думаю о всяком таком.

— Нет, виновата. Нежная чистая английская девушка не должна думать о всяком таком.

— Ну ладно, так или иначе, я больше этому не верю. Я знаю, что ты меня любишь. Любишь, да?

— Люблю? Ты только вспомни: ради тебя я стал младшим редактором в журнале для родителей и нянь, потом секретарем у старого Эмсворта — то еще удовольствие! — а после этого пошел к Перси Пилбему. Думаю, за это время ты уже должна была понять, что я тебя люблю. Если твоя глупая башка не в состоянии оценить…

— А она глупая? — спросила Гертруда, мучимая угрызениями совести.