Том 11. Монти Бодкин и другие

Весь день и часть ночи «Атлантик» швыряло из стороны в сторону или, как зафиксировал в вахтенном журнале офицер, которого природа обделила воображением: «дул свежий северо-восточный бриз». Затем ветер стих, море угомонилось, и на третий день плавания вновь выглянуло солнце.

Первым, кто встретил солнце, был Альберт Пизмарч, если, конечно, слово «встретил» уместно в той ситуации, когда человека, любящего поспать, в пять утра вытаскивает из постели ночной дежурный. Пизмарч поднялся вместе с сорока девятью соседями по кубрику, на скорую руку оделся и, позавтракав чаем и булочкой с джемом, отправился во вверенный ему сектор на палубе «С». В восемь пятьдесят затренькал звонок, и он понял, что его присутствие требуется в тридцать первой каюте. Войдя туда, он обнаружил мистера Лльюэлина, который возлежал на подушках, бледный и загадочный.

— Доброе утро, сэр, — проговорил Альберт Пизмарч учтиво (стюарды умеют напускать на себя учтивость, даже если им приходится вставать ни свет ни заря). — Что желаете на завтрак? Что вам принести? Яйцо вкрутую? Яичницу с ветчиной? Копченую селедку? Треску? Сосиски? Кэрри? Многие джентльмены начинают день с кэрри.

Мистер Лльюэлин содрогнулся всем телом, точно зачерпнувший воды «Атлантик», и комната поплыла у него перед глазами. Перед тем как явиться к своему сюзерену, Альберт Пизмарч уже успел закончить дежурную уборку и заскочить в кубрик, чтобы привести себя в порядок, так что сейчас он был, как всегда, свеж и элегантен. Однако, несмотря на такую предупредительность, хозяин каюты глядел на него со злобой и отвращением. У него было такое лицо, словно перед ним находился не стюард, а его шурин Джордж или, не к ночи будет помянута, Женевьева, сестра двоюродного брата его жены, служившая у него чтицей за три с половиной сотни в неделю.

— Кофе, — процедил он, взяв себя в руки.

— Кофе? Хорошо, сэр. А что еще?

— Просто кофе.

— Пустой кофе, сэр? Будет исполнено, сэр. Удивительно, — заметил Альберт Пизмарч, который явно был не из тех, кто по утрам держит рот на замке, — до чего разнятся у людей вкусы, особенно в вопросе о завтраке. Как вы, наверное, догадываетесь, сэр, по роду моей профессии мне довелось встречаться с разными людьми. Помню, когда я служил на «Лорентике», в одной из моих кают оказался индивидуум, который любил завтракать репчатым луком. А еще один постоянно требовал дюжину устриц. Что с вами, сэр?

— Кофе! — просипел мистер Лльюэлин.

— Сию минуту, сэр. Наверное, вы еще не совсем оправились после качки. Вчера, я заметил, вы не выходили, и сказал себе: «Вот и этот свалился. Экономия сил для официанта… Можно сказать, ваше отсутствие не прошло незамеченным. Утром вас спрашивал мистер Амброз Теннисон. И еще мускулистая дама, мисс Пассенджер, — насколько я понял, она везет в Штаты свою хоккейную команду. Да, когда мы с вами были молодыми, это было в диковинку. В наше время юные леди не носились по полю с колотушками. Впрочем, я тут с вами совсем заболтался, сэр. Итак, вы заказывали кофе. Простите, запамятовал, что вы еще хотели?

Мистер Лльюэлин выкатил глаза:

— КОФЕ!

Ситуация прояснилась. Пассажир хотел кофе. Не лук. Не устрицы. Обычный кофе.

— Значит, кофе. Сию минуту. Только отодвину экран от иллюминатора. Чудесная погода сегодня.

С видом важного чиновника, сдергивающего с памятника покров, он убрал экран, и каюта наполнилась золотистым сиянием. И тут в состоянии мистера Лльюэлина произошла явная перемена к лучшему. Он избавился от Альберта Пизмарча — и это было как гора с плеч. Может, сейчас он и не резвился как дитя, но, во всяком случае, не ощущал себя трупом в морге. Лежа в постели, он любовался солнцем, размышлял о чем-то своем, и вскоре нить размышлений привела его к Монти Бодкину.

До последней минуты при мысли о Монти у него начинало сосать под ложечкой, как у кролика при мысли об удаве. Когда он представлял себе лицо Монти, к горлу подступала тошнота. Но сейчас за кормой распогодилось, и в нем проснулся оптимизм, и этот заряд оптимизма был настолько мощным, что ему показалось, будто страхи его напрасны. Он чувствовал, что Мейбл права. Нужно всего-навсего предложить ему контракт с компанией, и тот пойдет за ним хоть на край света. Бывали времена, особенно при обмене мнениями с очередным английским сценаристом, когда мистер Лльюэлин горько сожалел об избранном поприще, но сейчас он ясно осознавал, что идет верным путем. Киномагнат договорится с кем угодно.

Вскоре прибыл кофе, и он окончательно пришел в чувство, причем настолько, что уже через четверть часа снова позвонил и заказал омлет с грибами, а еще через четверть часа затягивался сигаретой, а еще через полчаса опять позвонил и дал указание Альберту Пизмарчу доставить ему Амброза Теннисона.

Амброз, отыскавшийся на прогулочной палубе, где он прохаживался как Наполеон по «Беллерофону»,[40] был препровожден в его каюту, подробным образом проинструктирован и направлен к Монти аккредитованным посланником.