Том 11. Монти Бодкин и другие

— Да Господи Боже ты мой! Что у тебя за манера? Тебе говорят элементарные вещи, а ты разеваешь рот и смотришь, как баран на новые ворота. Брось. Я сейчас в таком состоянии… я за себя не ручаюсь, могу и огреть. Послушай. Айвор Лльюэлин, президент кинокомпании «Суперба-Лльюэлин», Южная Калифорния, снимает фильмы. Чтобы снять эти фильмы, ему нужны актеры. Он желает знать, не хочешь ли ты стать актером.

Монти просиял. Наконец-то он понял:

— Он приглашает меня сниматься в кино?

— Вот именно. Он послал меня узнать, согласен ли ты. Что ему передать?

— Понимаю. Н-да, — Монти будто нарочно медлил с ответом. — Хм-хм…

Амброз потерял терпение:

— Да отвечай нормально, в конце-то концов!

Он себя уговаривал: будь мужественным, не теряй голову… «Ведь если его сейчас задушить, — думал Амброз, — присяжные заседатели вряд ли меня оправдают…» Но уж очень больно смотреть, как Монти ломается.

— Я никогда не играл. Разве что на утреннике в детском саду.

— Начать никогда не поздно! Или ты против? Ради Бога, скажи что-нибудь, чтобы я мог передать. Он ждет ответа.

— Не знаю, смогу ли…

— Хорошо. Этого достаточно.

— Не понимаю, зачем я ему понадобился?

— Я тоже. Но понадобился. Ладно, пойду и скажу, что ты благодаришь за приглашение, но у тебя другие планы.

— Да, это мне нравится. Другие планы. Хорошо сказано.

— Отлично.

Дверь хлопнула. Оставшись один, Монти проворно встал с постели, кинулся к зеркалу и долго вглядывался в свое отражение: ну что в его лице такого особенного? Ему было любопытно, что именно в его внешности заставило Айвора Лльюэлина, который наверняка был хорошим физиономистом, выделить его из толпы и сделать столь лестное предложение.

Он тщательно изучил фактуру: посмотрел на свое отражение анфас, в профиль, вполоборота и через левое плечо, с ласковой, нежной, презрительной, печальной улыбкой; затем нахмурился — сначала грозно, потом с укором. Затем он последовательно изобразил удивление, испуг, радость, ужас, отвращение и презрение.

Подведя итоги, он вынужден был расписаться в полном поражении. Как он ни улыбался, как ни хмурился — ему не удалось разглядеть того, что увидел Айвор Лльюэлин. Там, где Лльюэлин узрел «красу, что в путь суда подвигла на ахейцев…»,[41] он видел все те же знакомые черты, давно уже примелькавшиеся в клубах лондонского Вест-Энда, — испугаться, конечно, нельзя, но и пленить публику особо нечем.

Он решил, что тут — какая-то загадка, и подумал: раз уж он поднялся, надо одеться. Но тут дверь сотряслась от мощного удара, и в комнату ворвалась мисс Фуксия Флокс собственной персоной — бесцеремонностью своей напомнив о нравах известного библейского города.[42]

Мисс Флокс еще вчера заметила, что Монти не принимает участия в жизни лайнера, и решила зайти по-свойски и проведать его: постучать в дверь, а потом крикнуть в замочную скважину: «Выносите мертвых!» Добрая душа.

Почему она не сделала этого раньше? — спросите вы. Да потому, что поздно встала. В Голливуде она могла, во имя искусства, быть на площадке ровно в шесть ноль-ноль, но на корабле она не торопясь завтракала в постели, поэтому только сейчас сумела нанести запланированный визит.

Приняв ванну и покормив крокодильчика (если ему не предлагали палец, он с удовольствием съедал желток от вареного яйца), она облачилась в зеленый спортивный костюм с леопардовым капюшоном и ярко-красную фетровую кепку. Потом повязала розовый бантик на шею крокодилу, сунула зверюгу под мышку и отправилась делать доброе дело.

Запирая дверь, она увидела Амброза, выходящего из каюты Монти.

— Ой, кого я вижу! — закричала она. — Привет, Амброз!

— Доброе утро, — ответил писатель спокойно, сухо, сдержанно и с достоинством. Эта встреча растревожила его, но он ничем не выдал своих чувств. Как человек, успешно выдернувший из души все слабые струны, он пожелал ей доброго утра и молча прошествовал по коридору в направлении каюты мистера Лльюэлина — весьма удачно, как ему казалось, демонстрируя достоинство в изгнании. Тем самым он хотел показать мисс Флокс: вот идет человек с каменным сердцем, в котором нет места для слез и сожалений.

Она в ответ на это только улыбнулась — так улыбается мать, глядя на капризного малыша, проводила его долгим любящим взглядом, а затем, подойдя к двери Монти, ударила по ней что есть силы, прокричала в скважину: «Выносите мертвых!» — и вошла сама.

Увидев ее, Монти вновь метнулся под одеяло. Ни одна испуганная нимфа не сделала бы этого проворней.

Фуксия не заметила смущения.

— Привет, красавчик, — сказала она. — Зарядку делаете?

— Нет, я…

Монти с трудом давалась роль радушного хозяина. Проявлять учтивость в данных обстоятельствах было выше его сил. Очевидно, посетительница намеревалась превратить его каюту в филиал собственной, и такая перспектива его не радовала. Конечно, Альберт Пизмарч справедливо заметил, что чистая, нежная английская девушка вряд ли нагрянет в холостяцкую спальню, но полностью исключать такую возможность все же не следовало. Глядя из-под одеяла, как непрошеная гостья устраивается на краешке кровати, он с нарастающим беспокойством стал думать о Гертруде.