Что ж ты притих? а? А ну-ка махни письмо в три строки, таких, знаешь, лихих, молодецких, чтобы и сам не в силах был разобрать ни одного слова! Мне очень хочется знать, что ты делаешь теперь летом. Ум твой никогда не может быть в праздности, и ты, верно, чем-нибудь занят. Если это продолже<ние> прежнего труда твоего, который ты так гигантски отшлепывал при мне, то да благословит тебя. Я разумею Историю, которую мне часто приходит охота теперь читать, и я делаю себе теперь несколько раз упреки, что не застав<ил> тебя читать побольше. Но мы всегда так делаем и жалеем тогда, когда уже нельзя помочь. Пожалуйста, отдай Щепкину прилагаемое при сем действие переведенной для него комедии*
. Здоровье мое теперь несколько лучше, а то было я прихворнул не на шутку. Прощай, целую и обнимаю тебя несколько раз и прошу, перевернувши этот листок на другую сторону, поднести его Лизавете Васильевне*.Погодиной Е. В., 10 августа 1840*
Господи, как мы давно с вами, Лизавета Васильевна, не видались! Помните ли вы меня, говорите ли когда-нибудь о мне и думаете ли иногда о мне? Верно, меньше моего. И опустевшая моя комната, обращенная теперь, без сомнения, в какую-нибудь кладовую таких вещей, к которым не понадобится никогда ходить,[412]
как не бывала в вашем доме. Поцелуйте от меня нового богатыря вашего, Петю*, и напишите мне, какого рода и характера, и наклонностей этот молодой человек: такое же ли, как и у Мити*, у него проявляется покровительство художествам, или ум его показывает направление совершенно политическое и[413] созидает планы и даже оставляет какие-нибудь лан<д>картные изображения на пеленках. Во всяком случае поцелуйте и старого моего друга и племянника Митю. Скоро и у них исчезнет в памяти, как не бывал: дядя Гоголь. Поцелуйте за меня вашу добрую маминьку Лиз<авету> Фоминишну*, поцелуйте также вторую вашу маминьку Аграф<ену> Михаловну*. Передайте искренной мой поклон Григорию Петровичу*, Михаилу Ивановичу* и особенно Аграфене Петровне*. А вам кланяется за это Венеция с своим упавшим величием и сумрачным великолепием, еще мелькающими гондолами, долговечным Риальтом* и мною, довольно хилого здоровьем, но искренно и душевно любящим вас.Гоголь А. В., 13 октября 1840*