Том 11. Тунеядцы Нового моста

— Помните, — был строгий ответ, — что в бунтах больше всего мешают женщины, старики и дети; они бросаются на колени, просят, плачут и заставляют иногда щадить мятежников. Но в приказах его величества, заботящегося о благе государства, сказано, чтоб не щадить никого; следовательно, всякая пощада будет нарушением королевской власти. Убивайте всех! Король не может ошибаться. Щадя бунтовщиков, вы делаетесь их сообщниками.

— Я буду повиноваться, отец мой!

— Без названий! Пора! Остается всего несколько минут.

— Позвольте, если не ошибаюсь, здесь нас слушает кто-то посторонний.

— О! Посмотрим.

Сказавший это взял из-за пояса пистолет и прицелился в лодку, на дне которой лежал капитан.

— Эй, приятель или кто бы вы ни были! — крикнул он. — Причаливайте, если не хотите, чтобы я в вас выстрелил!

Капитан вскочил на ноги.

— Что вам угодно? — очень любезно спросил он.

— Нам угодно, чтоб вы скорей причаливали.

— С удовольствием; очень рад быть в таком приятном обществе.

Капитан одним прыжком очутился между дворянами и развязно поклонился.

— Что вы делали в этой лодке?

— Катался.

— Как?.. Лежа на спине?

— Я мысленно летал в облаках. Я философ-эклектик.

— И шутите вместе с тем?

— Как все люди, испытавшие жизнь и торопящиеся смеяться над ней, чтоб не плакать.

— Но кто же вы такой? Как ваша фамилия?

— По какому праву вы меня об этом спрашиваете? Ведь вы сами надели маску, чтоб не быть узнанным? Вы очень нелогичны!

— Не о логике речь, — сердито вскричал замаскированный, — а о виселице!

— А! Это прескверный род смерти; я бы на вашем месте не выбрал его.

Все расхохотались.

— Я не о себе, а о вас говорю.

— Ах, обо мне! Это другое дело. Извините, милостивый государь, я вашего желания не могу исполнить и не скажу вам своего имени.

— Так вас повесят!

— О! Скоро же вы выводите свои заключения; да с какой же стати вы относитесь ко мне, как к разбойнику? Совершенно не зная меня, вы без обиняков хотите меня повесить и еще в претензии за то, что мне это не нравится.

— Ошибаетесь, капитан, мы хорошо вас знаем, — произнес, подходя, другой замаскированный.

— А! В таком случае вы должны знать, что меня запугать угрозами трудно.

— Любезный капитан, вы прежде всего человек умный и лучше, чем кто-нибудь, понимаете, что в иных обстоятельствах надо уступать силе. Времени нам терять некогда; скажите откровенно: за кого вы? За короля или за реформу?

— Положа руку на сердце, должен вам по совести сказать, что мне на это очень трудно ответить.

— Как так?

— Виноват, прежде позвольте спросить, который час?

— Половина девятого сейчас пробило.

— Ну, так я пропал! — воскликнул капитан, топнув ногой. — Видите ли, я авантюрист, человек без предрассудков и без всякой предвзятой цели. Между нами, мне очень мало дела и до короля, и до реформы; я вижу во всем этом только хорошее жалованье. Я заключил с реформатами договор, по которому обязуюсь прослужить им известный срок, и сегодня как раз конец этому сроку.

— Так…

— Нет, позвольте… Он кончается ровно в полночь; а до тех пор я не имею права изменять реформатам и не изменю:

— В таком случае угроза моего товарища будет сейчас же исполнена…

— А! Да вам разве непременно хочется меня повесить?

— Для нас главное — лишить вас возможности нас выдать.

— Ба! Так неужели же вы думаете, что я так прямо и позволю вам это? Черт возьми, я тоже дорожу своей шкурой! Вынимайте шпаги, господа! Предупреждаю, у меня четыре заряда в пистолете, нож и рапира… Ну, рассчитаемся!

Спустившись на последнюю ступеньку, чтоб на него не могли напасть с тыла, он в одну руку взял пистолет, а в другую рапиру.

В эту минуту берега ярко осветились, и раздалось громкое церковное пение.

— Ого! Это что? Крестный ход так поздно вечером! Господи, как жаль, что я не могу участвовать в процессии!

Через перила наклонились несколько человек с факелами.

— Капитан! — закричал один из них. — Что же вы там делаете? Мы ждем вас.

— А! Это ты, Клер-де-Люнь? Я бы давно пришел, да вот эти господа не позволяют. Хотят непременно меня повесить.

— Вот что! — распорядился Клер-де-Люнь. — Эй вы, прицельтесь в них и при малейшем движении убейте, как собак, а мы, братцы, к капитану!

Через перила мигом перекинули несколько веревок, вероятно, заранее приготовленных; человек десять Тунеядцев и Клер-де-Люнь впереди всех быстро соскочили на площадку.

— Ну, мне еще, кажется, не суждено быть повешенным! — вскричал Ватан.

— Господа, господа! — старался утихомирить товарищей один из дворян, становясь перед ними. — Не будем затевать ссоры с этими плутами. Уйдите, нам этого человека всегда легко найти.

— Тем более, прекрасные ночные птицы, что я и сам вас буду отыскивать, — отвечал капитан, — и скорей найду, чем вы думаете. Ступайте, я дарю вам жизнь! — величественно прибавил он.

— Негодяй! — крикнул один из замаскированных и бросился было вперед, но Клер-де-Люнь пригрозил, что убьет его, как собаку, если только он шевельнется.

Дворяне, видя, что приходится уступать силе, бросились в лодку, в которой приплыл капитан, и, поравнявшись с плотом, бегом бросились на берег, где рассеялись в разные стороны.