Том 11 (XVI век, сочинения Ивана Грозного и Андрея Курбского)

Писалъ еси, что язъ разтлен разумомъ,[188] якожъ ни въ языцехъ имянуемо. И я таки тебя, судию, и поставлю с собою: вы ли разтленны, или язъ, что язъ хотелъ вами владети, а вы не хотели под моею властию быти, и язъ за то на вас опалался? Или вы разтленныи, что не токмо похотесте повинными мне быти и послушными, но и мною владесте, и всю власть с меня снясте, и сами государилися, какъ хотели, а с меня есте государство сняли: словомъ язъ былъ государь, а деломъ ничево не владелъ. Колики напасти язъ от васъ приялъ, колики оскорбления, колики досады и укоризны! И за что? Что моя пред вами исперва вина? Ково чемъ оскорбихъ? То ли моя вина, что Прозоровского полътораста четье Федора сына дороже? Попамятуй и посуди: с какою есть укоризною ко мне судили Сицково с Прозоровскими,[189] и какъ обыскивали, кабы злодея! Ино та земля нашихъ головъ дороже? И сами Прозоровские каковы перед нами? Ино то уж мы в ногу ихъ не судны. А у батюшка, да Божиимъ милосердиемъ и пречистые Богородицы милостию, и великихъ чюдотворцовъ молитвою, и Сергиевою милостию, и батюшковымъ благословениемъ, и у меня Прозоровскихъ было не одно сто. А Курлятевъ былъ почему меня лутче? Ево дочеремъ всякое узорочье покупай, и благословно и здорово, а моимъ дочеремъ — проклято да за упокой.[190] Да много того, что мне от васъ бедъ, всего того не исписати.

А и з женою про что разлучили? Толко бы вы у меня не отняли юницы моея, ино бы Кроновы жертвы не было.[191] А будетъ молвишъ, что язъ о томъ не терпелъ и чистоты не сохранилъ, — ино вси есмы человецы. Ты чево для понялъ стрелетцкую жену? Толко б есте на меня с попомъ не стали, ино б того ничево не было: все то учинилося от вашего самовольства. А князя Володимера на царство чего для естя хотели посадити,[192] а меня з детми известь? Язъ восхищеньем ли, или ратью, или кровъю селъ на государство? Народилъся есми Божиимъ изволениемъ на царьстве, и не мню того, какъ меня батюшка пожаловалъ благословилъ государствомъ, да и взросъ есми на государстве. А князю Володимеру почему было быти на государстве? От четвертово уделново родилъся.[193] Что его достоинство и государьству которого его поколенье, развее вашие измены к нему, да его дурости? Что моя вина пред нимъ? Что ваши жъ дяди и господины отца его уморили в тюрме, а его и с матерью тако жъ держали в тюрме? И я его и матерь от того свободил[194] и держалъ во чти в урядстве; а он былъ уже от тово и отшолъ. И язъ такие досады стерпети не могъ, — за себя есми сталъ. И вы почали противъ меня болши стаяти да изменяти, и я потому жесточайше почалъ противъ васъ стояти. Язъ хотелъ васъ покорити в свою волю, и вы за то какъ святыню Господню осквернили и поругали! Осердяся на человека, да Богу ся есте приразили. Колико церкви и монастыри и святыхъ местъ испоругали естя и осквернили! Сами о томъ Богу ответъ воздадите. О семъ же паки умолчю; ныне о настоящемъ восписую ти. Смотри, о княже, Божия судьбы, яко Богъ даетъ власть емуже хощетъ. Вы убо, яко дьяволъ, с Селиверстомъ с попомъ и с Олексеемъ с Одашевымъ рекосте, якоже во Иове хваляся: «Обыдохъ землю и прошедъ поднебесную, и поднебесную под ногами учинихъ» (рече ему Господь: «внят ли на раба моего Иева?»). Тако убо и вы мнесте под ногами быти у васъ всю Рускую землю; но вся мудрость ваша ни во что же бысть Божиимъ изволениемъ. Сего ради трость наша наострися к тебе писати. Якоже рекосте: «Несть людей на Русии, некому стояти», — ино ныне васъ нет, а ныне кто претвердыя грады германские взимаетъ? Но сила животворящего креста, победившая Амалика, Максентия, грады взимаетъ. Не дожидаютца грады германские бранново бою,[195] но явлениемъ животворящего креста поклоняютъ главы своя. А где по грехомъ, по случаю, животворящего креста явления не было, тутъ и бой былъ.[196] Много отпущено всякихъ людей: спрося ихъ, уведай.

А писалъ себе в досаду, что мы тебя в дальноконыя грады, кабы опалаючися, посылали, — ино ныне мы з Божиею волею своею сединою и дали твоихъ дальноконыхъ градовъ прошли, и коней нашихъ ногами переехали все ваши дороги, из Литвы и в Литву, и пеши ходили, и воду во всехъ техъ местехъ пили, ино ужъ Литве нелзе говорити, что не везде коня нашего ноги были. И где еси хотелъ упокоене быти от всехъ твоихъ трудовъ, в Волмере,[197] и тутъ на покой твой Богъ насъ принесъ, и где, чаялъ, ушелъ, а мы тутъ з Божиею волею сугнали, и ты тогда дальноконее поехалъ.

И сия мы тебе от многа мало написахомъ. Самъ себе разсуди, што ты и каково делалъ, и за что, и Божия смотрения величества его о насъ милости разсуди, что ты сотворилъ. Сия в себе разсмотри и самъ себе разтвори сия вся! А мы тебе написахомъ сия вся, ни гордяся, ни дмяся — Богъ весть, но к воспоминанию твоего исправления, чтобъ ты о спасении душа своея помыслилъ.

Писана в нашей отчине Лифлянские земли во граде Волмере, лета 7086 года, государствия нашего 43-го, а царствъ нашихъ Росийского 31-го, Казансково 25-го, Асторохансково 24-го.

ПЕРЕВОД