— Как же мне не любить вас? Мне бы только быть с вами… и все…
— Все…
Так тихо, что он едва расслышал, она прошептала:
— Я умру, если не смогу быть с вами. Эшерст вздохнул всей грудью.
— Тогда останься со мной!
— О-о!
Взволнованный обожанием и восхищением, зазвеневшим в ее голосе, он продолжал шепотом:
— Мы уедем в Лондон. Я покажу тебе свет. И я позабочусь о тебе, даю слово, Мигэн. Я никогда не буду груб с тобою…
— Только бы мне быть с вами, только бы видеть вас… Он погладил ее волосы и горячо заговорил:
— Завтра я поеду в Торки и достану денег: куплю для тебя платье, чтобы тебе не выделяться из толпы, я мы убежим. А когда мы попадем в Лондон, если ты меня и вправду любишь, мы, может быть, сейчас же и обвенчаемся.
В темноте он почувствовал, как взметнулись ее волосы, когда она тряхнула головой.
— Нет, нет. Я не могу. Я только хочу быть с вами… Я не стою вас…
Опьяненный собственным великодушием, Эшерст зашептал еще горячее:
— О нет, это я не стою тебя… Ах, Мигэн, милая, скажи, когда ты меня полюбила?
— Когда я увидела вас на дороге и вы взглянули на меня. В первый же вечер я полюбила вас, но я никогда не думала, что буду вам нужна…
Она опустилась на колени, пытаясь поцеловать его ноги,
Эшерст в ужасе содрогнулся, он поднял ее и крепко обнял, слишком потрясенный, чтобы говорить.
Она прошептала:
— Почему вы не позволяете?
— Нет, это я должен целовать твои ноги!
Она так улыбнулась, что у него на глазах выступили слезы… Ее бледное, озаренное лунным светом лицо было совсем близко от его лица, розовые полураскрытые губы были прекрасны нежной живой красотой яблоневого цвета.
И вдруг ее глаза расширились; с болезненным ужасом глядя мимо него, она вырвалась из его рук и прошептала:
— Смотрите!
Эшерст видел только сверкающий ручей, позолоченный месяцем терновник, влажный блеск буков, а за ними — неясные очертания озаренного луной холма. Позади него раздался ее леденящий шепот:
— Привидение… Страшный цыган!
— Где?
— Там, у камня, под деревьями…
Рассердившись, он перепрыгнул ручей и побежал к деревьям. Игра лунного света! Никого! Он бегал, спотыкаясь среди валунов и кустов терновника, ругаясь вполголоса и все же чувствуя что-то похожее на страх. Какая чушь! Как глупо! Он вернулся к яблоне. Но Мигэн уже не было: он услышал лишь шорох, хрюканье свиней, скрип калитки. Вместо нее — только старая яблоня. Он обхватил руками ствол. Какой контраст с ее гибким телом! Шершавый мох у лица — вместо ее нежных щек, и только запах, дикий, лесной, чуть-чуть похож на запах ее волос…
А над ним и вокруг него цветы яблони, еще более живые, еще ярче залитые лунным светом, казалось, сияли и дышали.
Выйдя из поезда на вокзале в Торки, Эшерст нерешительно пошел по набережной; этот курорт — один из лучших в Англии — был ему мало знаком. Он совсем позабыл о своем костюме и не замечал, что в нарядной толпе его толстая куртка, пыльные башмаки и помятая шляпа обращают на себя всеобщее внимание. Он отыскал отделение своего Лондонского банка и там наткнулся на первое препятствие. Его спросили, знает ли он кого-нибудь в Торки, кто мог бы удостоверить его личность. Он никого не знал. Тогда его попросили протелеграфировать в Лондон, в банк. По получении ответа отделение в Торки будет радо услужить ему. Подозрительность холодного делового мира слегка омрачила его радужные мечты. Но телеграмму он послал немедленно.
Почти напротив почты он увидел магазин дамского платья и со странным чувством стал разглядывать витрину. Покупка одежды для его деревенской красавицы показалась ему более чем неприятным занятием. Он вошел. Молоденькая продавщица подошла к нему. У нее были синие глаза и слегка озабоченное лицо.
Эшерст молча смотрел на нее.
— Что вам угодно, сэр?
— Мне нужно платье для молодой девушки.
Продавщица улыбнулась. Эшерст нахмурился: неуместность его просьбы показалась ему вдруг чудовищной.
Продавщица торопливо спросила:
— Какой фасон вы бы хотели? Что-нибудь модное?
— Нет, попроще.
— Какого роста эта девушка?
— Не знаю, приблизительно дюйма на два ниже вас.
— Вы мне не можете сказать объем ее талии?
Талия Мигэн…
— Н-ну, приблизительно средний размер.
— Хорошо, сию минуту!