Том 12 и 13. Сатана и Искариот (роман в трёх частях)

Я продвигался по длинной, узкой долине в горы. А те, холодные и безлесные, застыли перед более высоким хребтом, возле которого мне предстояло искать асиенду. Песчаниковые горы отличались такими странными, причудливыми формами, что я то и дело вспоминал о далеких Bad-lands[48]. Только изредка на глаза попадалось какое-нибудь изуродованное деревце или жалкий кустик, растущий из какой-либо трещины, где скопилось достаточно влаги для скудного ростка. Я вспомнил о пережитом в тех Bad-lands, о стычках с индейцами-сиу, с которыми я часто находился на тропе войны; я снова слышал их пронзительный боевой клич и голоса их ружей. Тут… — было ли это только воспоминанием, разыгравшимся в моей памяти, или реальностью? — раздался выстрел. Я придержал лошадь и прислушался. Выстрел действительно прозвучал, потому что теперь, за ближайшим изгибом ущелья, раздался второй, а потом и третий.

Я пустил своего коня шагом, но, когда добрался до поворота, принял меры предосторожности и не стал сразу заворачивать. Сначала я хотел узнать, с кем имею дело. Поэтому я спрыгнул на землю, оставил лошадь стоять, а сам пошел к ребристой скале, из-за которой надеялся взглянуть за поворот. Когда я, сняв шляпу, широкие поля которой легко могли меня выдать, высунул немного голову, то увидел, что с той стороны скалы долина расширялась. Внизу, на дне долины, стояли двое и смотрели на скалу. Один из стоявших был белым, другой индейцем. У обоих в руках были ружья. Они приложили их к плечу, прицелились куда-то вверх и нажали на спусковые крючки; один за другим послышались два выстрела.

В кого стреляли эти люди? Поблизости от них стояли три лошади. Значит, они приехали втроем. Где же был третий? Я высунулся еще дальше и увидел внизу, вплотную к ребру скалы, трех лежащих лошадей, казавшихся мертвыми, потому что они не двигались. А над ними, в каких-нибудь тридцати локтях, на площадке, куда мог забраться только хороший скалолаз, скорчились за уступом скалы трое, спасаясь от летящих в них пуль. Я разглядел эту троицу: за уступом скрывались женщина и двое детей. Возможно, правильнее было бы их назвать юношами, впрочем, черт их лиц я различить не мог. Вооружены они были только луками и время от времени посылали в нападавших то одну стрелу, то другую, но стрелы не долетали до цели.

Мужчины против мальчишек и безоружной женщины! Фу! Что это должны были быть за мужчины! Самые бесчестные люди! Я мгновенно решил помочь парнишкам, потому что мне было ясно, что речь идет об их жизни. Чтобы самому не подвергаться большой опасности, я должен был напасть врасплох и ошеломить атакующих в тот самый момент, когда они будут перезаряжать ружья. Я вернулся к лошади и сел в седло. Вытащив оба своих ружья из чехла, я закинул медвежебой за спину, а штуцер взял в руки и приготовил оба револьвера на поясе. После этого я стал ждать. Раздался выстрел, почти сразу же за ним другой, и тогда моя лошадь выскочила из-за скалы и помчалась на обоих стрелявших. Они заметили меня и застыли, не двигаясь, ошеломленные неожиданным появлением человека, который просто не мог оказаться в этом месте и в это время.

Белый был среднего роста и одет был в легкий костюм принятого в этих краях покроя. У него были очень резкие, чеканные черты лица — их нельзя было, пожалуй, забыть никогда. На поясе у него висели пистолет и нож, а в правой руке он держал только что разряженную одностволку.

Похоже был одет и краснокожий, но голова его оставалась непокрытой, а длинные волосы были украшены орлиным пером вождя. Поверх пояса виднелась только рукоятка ножа; ружье у него тоже было одноствольным и тоже только что разряжено.

— Доброе утро, сеньоры! — приветствовал их я, остановив прямо перед ними свою лошадь и держа в правой руке штуцер. — На кого это вы здесь охотитесь? Видно, на какого-нибудь зверя?

Они не отвечали. Я притворился, словно только сейчас увидел мертвых лошадей, и продолжал:

— A-а! Вы стреляете по лошадям? А лошади-то оседланные! Значит, вы метите во всадников? Ну, и где же они?

Краснокожий потянулся к своему патронташу, чтобы заняться перезарядкой ружья. Белый сделал то же самое, ответив при этом:

— Что вы вмешиваетесь в наши дела? Убирайтесь отсюда! Нечего вам здесь делать!

— Нечего? В самом деле? Это — ваше мнение, и о нем еще можно поспорить. Кто встречает на своем пути мужчин, стреляющих в женщин и детей, тот, пожалуй, имеет право узнать причину такого поведения.

— Ну, и какой ответ он получит?

— Тот, который потребует, конечно, если он человек, способный заставить ответить.

— И вы, похоже, считаете себя именно таким мужчиной? — насмешливо спросил белый, тогда как краснокожий хладнокровно вытащил патрон, собираясь загнать его в ствол.

— Конечно, — ответил я.

— Не выставляйте себя на смех, а лучше смывайтесь поскорее отсюда, иначе наши пули вам покажут…

— Ваши пули, негодяи? — прервал я его, направив дуло своего ружья прямо ему в грудь. — Отведай прежде мою! Знаешь, сколько пуль сидит в штуцере Генри? Немедленно сложите оружие, иначе я продырявлю вам головы!