6) Потеряв эту должность, он решил заняться сельским хозяйством, в полной уверенности, что разбогатеет, разводя кур. Я дал ему девятьсот долларов, и он отправился в крохотную деревушку в двух милях от Кеокука, на берегу реки, — там находится станция железной дороги. Вскоре он попросил денег на лошадь и легкий экипаж, потому что расписание поездов составлено так, что по воскресеньям не попадешь вовремя в церковь, а жене его трудно ходить пешком в такую даль.
Долгое время я безотказно давал ему «взаймы» и следующей почтой неизменно получал чек в уплату процентов. Самым простодушным образом он давал понять, что считает себя идеально выгодным для меня должником: ведь никто другой не стал бы платить мне проценты каждые три месяца, предоставляя мне тем самым возможность использовать мой капитал дважды за полгода. Но, увы, когда его долг наконец достиг цифры не то 1800 долларов, не то 2500 (я уже забыл), проценты стали отнимать слишком большую долю займа, и тогда Орион преспокойно перестал платить их и упоминать о них. Через два года я обнаружил, что он давным-давно забросил свою ферму с курами и переехал в Кеокук. Позднее он как-то мимоходом заметил, что невыгодно скармливать курице на 65 центов зерна, а потом продавать ее за 50 центов, — на этом не разбогатеешь.
7) Наконец, согласись я ссужать ему в течение двух лет по 500 долларов в год, он наверняка сделался бы преуспевающим адвокатом, он готов был это доказать (дело было года четыре-пять тому назад). Этот его пенсион мы только что увеличили до 600 долларов. В первый год занятия юриспруденцией принесли ему ровным счетом 5 долларов. Кроме того, он взялся безвозмездно вести дело сирот, оставшихся после смерти одного негра: какие-то негодяи решили обманом отнять у них недвижимость на 700 долларов. Орион до сих пор возится с этой тяжбой. Он мотался с нею по разным инстанциям, произнес несколько громовых речей. Дети покойного негра, наверно, уже выросли и обзавелись своими семьями, а спорный земельный участок, должно быть, кто-нибудь выкопал и перевез на тачке в другое место, — но Орион все еще донимает судебные инстанции своими бумагами и оглашает мирозданье выспренними речами. За второй год он не заработал ничего. Третий принес ему 6 долларов, и я уговорил Блисса поручить ему дело, требовавшее работы примерно на полчаса. Орион спросил за труды 50 долларов, Блисс уплатил ему 15. Итак, за четыре или пять лет он в качестве адвоката заработал 26 долларов, но, безусловно, заработок его возрастет, когда он примется читать лекции и купит «юридическую библиотеку». А пока что за помещение его конторы приходится платить 60 долларов в год, и он с долготерпением паука изо дня в день сидит в этом своем логове.
8) Потом у него зародилась мысль ездить по Америке и читать лекции; в афишах он будет фигурировать как «брат Марка Твена», предполагаемая тема лекции — «О формировании характера».
9) Я запротестовал; тогда он раскрасил себя боевыми красками, вскинул копье и ринулся в бой с трезвенниками и фанатиками «Красной Ленты». Этим он вызвал изрядный переполох среди добродетельных жителей Кеокука.
10) Я написал ему, желая успеха в благом деле, но пропустил одну почту, — и к тому времени, как мое письмо дошло до Ориона, он уже прославился как отъявленный поборник трезвенности.
11) Затем, когда началась эпидемия молитвенных собраний, он со страстью выступал на них; бросил это ради того, чтобы сочинить пародию на Жюля Верна; бросил и это дело в марте прошлого года, на середине последней главы, чтобы подготовить материал для задуманной им книги во славу язычества; а теперь он выходит на сцену, чтобы спасти «нашу прекрасную, благородную веру», которую грозит попрать святотатственной пятой Боб Ингерсолл.
Так послушайте! Не упускайте сокровище, которое слагает к нашим ногам само провидение, но подберите его и воспользуйтесь им. Рисуя портрет Ориона, можно дать волю самой необузданной фантазии — никакая самая невероятная выдумка не будет противоречить его характеру.
Итак, до свиданья, желаю вам короткой и веселой жизни. Бедняга Мафусаил, как мог он выдержать так долго!
Всегда ваш
Марк.
19
ОРИОНУ КЛЕМЕНСУ
Мюнхен, 9 февраля 1879 г.