Том 12. Ключи от Волги

Изначальные племена кормились тут рыболовством, промышляли лесного зверя и дикий мед. Позже погустевшее население стало выращивать хлеб, но урожай был «сам треть», то есть одно ржаное зерно посева давало всего лишь два зерна урожая. Навоз-удобрение был столь ценим, что его включали, как пишет коренной мещерец, поэт Виктор Васильевич Полторацкий, даже в приданое за невестой. Сваты рядились примерно так: «Значит, за Анютой даете вы полушубок овчинный, чесанки с калошами, половиков тканых восемь аршин и четыре подводы навоза». Земля была слабой кормилицей человека. И, казалось, тут, у болот, должна бы гнездиться крайняя бедность. Ничуть не бывало! Мещеряки жили куда справнее своих заокских соседей, сеявших хлеб по тучному чернозему. Степняки, обитавшие в избах, крытых соломой, дивились, бывая в мещерских лесах: «Неужто не баре, неужто простые люди проживают в этих хоромах?»

Дворцов мещерские мужики, понятно, не строили. Но каждый дом тут глядел молодцом, был чист и опрятен. Почти всегда его украшало крылечко, резьба по карнизу, кружевные наличники. Любая деревня глядела на путника весело и приветливо. И жалобы на нужду в чести тут не были. Мещера хорошо была приспособлена распоряжаться лесом — главным своим богатством. В документе давности двухсотлетней читаем: «Жители по худобе своих пашен кормятся ремеслом топорным».

Все ремесла, тут бытовавшие, перечислить было бы затруднительно. Едва ли не каждая деревенька имела свой трудовой профиль.

Тут жили тележники, смолокуры, плотники, бондари, рогожники, колодезники, грибники, богомазы, корзинщики, шерстобитчики, рогожечники, столяры, коновалы, сундучники, корытники, прялочники, лапотники, лодочники, игрушечники, ложкари…

Все мещерские промыслы были подспорьем тому, что давала земля в лугах, на поле и в огороде. Промышлять принимались в пору, когда «серп и соха отдыхали». Все делалось на дому и увозилось на ярмарки в города, стоявшие на Оке. Однако существовал тут избыток рабочих рук, и Мещера поставляла их повсеместно. Выражение «Рязань косопузая» рождено обликом мещерского плотника, кочевавшего по России с топором, взятым за пояс.

Ни одно большое строительство в Питере или в Москве без мещерского плотника не обходилось. Здешние бондари ежегодно сотнями уплывали в Астрахань делать бочки. Смолокуры ходили в Финляндию. Столяр особо высокого мастерства Андрей Тулупов побывал со своим инструментом в Китае и даже в Австралии.

Красную площадь в Москве брусчаткой мостили мещеряки из села Деревенского. Первый ленинский Мавзолей (он был деревянным) сооружали мещерские плотники.

В отхожий промысел с Мещеры уходило ежегодно двести тысяч мужчин. (Одних только плотников двадцать пять тысяч!)

Хозяйством ведали женщины. Необычайно трудолюбивые («Ногой каци, каци, а рукой тоци, тоци», то есть люльку качай, а руками тачай, шей что-нибудь), мещерские женщины и мужскую долю хозяйских забот несли исправно. На сельских сходках мещерская женщина имела голос, равный с мужчиной.

Мужик же, возвращаясь к дому «с отхода», приносил впечатления странствий, окрепшее мастерство, знание жизни, желание у себя дома устроить все «не хуже людей». Соревнуясь с соседом, он перекраивал дом, менял наличники, благоустраивал двор. Оттого дома во многих местах на Мещере один милее другого. В деревне Уречье, на Нарме, я потратил полдня, примеряясь с фотокамерой почти что к каждой постройке. И каждый хозяин (чаще это была старуха) ревниво ждал: подойдет ли фотограф к его крылечку.

Сохранилась ли схема хозяйственной жизни — пашня, промыслы и «отход» — в наше время? Пожалуй, что нет. От промыслов можно найти лишь осколки. Кое-где собирают грибы и сдают в грибоварки, в приокских селах плетут корзины из ивняка для картошки. Из деревни Курмыш старик с невесткой поставляют в Касимов для заезжих людей диковину старины — лапти. В Гиблицах (родина космонавта Аксенова) производят кирпич. Кое-где вяжут метлы, делают бочки. Это и все.

Между тем земля на Мещере богаче не стала.

Ее, правда, сейчас удобряют («Удобряют привозным химикалом», — сказал старик-бондарь на выселках Амляши). И все же без промысла в этих краях хозяйствам трудно сводить концы с концами. Колхозы в большинстве своем бедные. Во многих местах в деревнях доживают одни старухи. Молодежь подалась в Горький, Владимир, Муром, Рязань, Москву. Те из мужчин, что еще держатся «мещерского корня», в колхозах тоже, можно сказать, не работники, как в прежние времена, добывают средства на жизнь «отходом».

Оптимисты выход из положения видят «в преобразовании Мещеры» — в осушении болот, введении в оборот новых посевных площадей. Эта мера, если к ней обращаться разумно, конечно, расширяет возможности земледельца.

Однако опыт ставших на ноги здешних хозяйств вразумляет: по-прежнему промысел нужен здешнему земледельцу и как статья дохода, и как средство покончить с отходничеством, разрушающим и семью, и деревню как таковую.