Том 12. Лорд Дройтвич и другие

Только Джилл не проронила ни словечка утешения, и не потому, что ей не было жаль герцогиню. Она в жизни никого так не жалела. Падение с высот высокомерия ранило ее чувствительное сердечко, но ей претила сама мысль вторить банальным словам утешения. Какой толк в словах, думала она, стискивая зубы и сверля взглядом отсутствующих менеджеров, скорее всего, услаждавшихся роскошным обедом. Действие — вот что ей требовалось. На нее напало то же неистово-яростное настроение, что и тогда, в Лондоне, когда она бросилась на защиту попугая. Воинственный дух, подугасший в ней из-за ночной репетиции, возродился в полной мере.

— Что же вы намерены делать? — воскликнула она. — Неужели ничего?

Хористки неуверенно переглянулись. Им и в голову не приходило, что можно как-то действовать. Такие случаи бывают, и это очень печально, но делать… ну, что тут, собственно, сделаешь?!

Джилл побледнела. Глаза у нее сверкали. В комнатке, набитой девушками, она властвовала, словно маленький Наполеон. Перемена поразила всех. До этой минуты хористки считали ее на редкость тихой. Она со всеми держалась скромно, ненавязчиво и приветливо. Она всем нравилась, никто и не подозревал, что в ней таятся столь воинственные качества. Никто ничего и не сказал, но все заволновались — Джилл подбросила свежую идею, и та начала пускать корни. Делать? А что, вполне возможно!

— Мы не должны выходить сегодня на сцену, если ей не позволят играть, — сказала Джилл.

Легкое волнение перешло в бурление. Энтузиазм заразителен, а каждая девушка в душе бунтарка. Идея вдохновила их. Отказаться играть в спектакле в вечер премьеры! Разве какой-нибудь хор такое откалывал? Они войдут в историю!

— Мы что, бастуем? — трепетно выговорил кто-то.

— Да! — вскричала Джилл. — Бастуем!

— Ула-аа! Вот это здолово! — воскликнул херувим, что и решило исход дела. Его все любили, и эти слова укрепили сомневающихся. — Бастуем!

— Бас-ту-ем!

Джилл повернулась к герцогине, изумленно разинувшей рот. Рыдать она прекратила и сидела теперь в ступоре.

— Одевайтесь и готовьтесь к спектаклю, — скомандовала Джилл. — Мы все будем готовы. А потом я пойду, разыщу мистера Гобла и объявлю ему, что мы намерены сделать. Если он не уступит, мы останемся здесь, в уборной, и спектакль не состоится!

3

Когда Джилл отыскала мистера Гобла, тот, сбив шляпу на затылок, с неизменной сигарой во рту, наблюдал за возведением декораций к первому акту. Стоя спиной к противопожарному занавесу, он сердито хмурился на синее полотно, которому полагалось изображать живописное летнее небо, которое мы видим на лучших курортах Лонг-Айленда. Спустившись с лестницы, ведущей в гримерные, Джилл заслонила ему линию горизонта.

— Не загораживайте свет! — рявкнул мистер Гобл, человек откровенный. И прибавил для пущей убедительности: — Чтоб вас растак!

— Пожалуйста, отойдите в сторонку, — перевел помреж. — Мистер Гобл смотрит декорации.

Главный плотник, последний в этой маленькой группке, не проронил ни слова. Театральные плотники никогда ничего не говорят. Длительное общение с режиссерами научило их, что единственно возможная тактика в вечер премьеры — завернуться в молчание как в занавеску и не высовывать носа, пока враг не утомится и не отправится донимать другого.

— Не то! — заключил мистер Гобл, наклонив голову набок.

— Понятно, понятно… — подобострастно заверил помреж. — Чересчур… э, вернее, недостаточно… в общем, мне понятна ваша мысль.

— Оно чересчур синее! — проскрежетал мистер Гобл, раздраженный такой невнятной реакцией. — Вот в чем дело!

Главный плотник изменил проверенной тактике молчания. Его так и подзуживало высказаться. Дома он большей частью валялся в кровати, читая разные журналы, но прошлым летом, по чистой случайности, ему довелось увидеть небо, и теперь он решил, что это дает ему право высказаться как специалисту.

— Небо вообще синее! — хрипло заметил он. — Да-с, сэр, си-не-е. Сам видел. — Он опять погрузился в молчание, а чтобы предотвратить новую оплошность, заткнул рот большим куском жвачки.

Мистер Гобл кинул на красноречивого оратора зловещий взгляд. Он не привык, чтобы с ним спорили. Скорее всего, он хотел добавить к взгляду какое-нибудь хорошее словцо, но тут вмешалась Джилл:

— Мистер Гобл…

— Ну, что там еще? — резко обернулся он.