Том 12. Масорка. Росас

— Но чем бьют эти демоны? — вскричал дон Луис, желая в безумном гневе, чтобы дверь скорее упала.

— Крупами двух или трех лошадей сразу, — отвечал Хосе, — в мое время мы таким же образом взломали дверь в одной казарме в Перу.

В этот момент — вся сцена происходила с быстротой мысли — Лиза, все еще склоненная у ног доньи Эрмосы, чтобы помешать ей уйти, вскричала:

— Сеньора, Бог нам поможет, я вспомнила: то письмо, я знаю, где оно, то письмо спасет нас, сеньора!

— Какое письмо, Лиза?

— То, которое…

— Ах, да! Это действительно Божье внушение! Это единственное средство спасти его, дай письмо, дай его мне!

Лиза вынула письмо из ящика, стоявшего на одном из столов комнаты, и подала своей госпоже.

Донья Эрмоса побежала к дверям гостиной и обратилась к двум мужчинам, притаившимся под навесом:

— Не шевелитесь, ради неба! Слушайте все, но не говорите ничего и ни в коем случае не входите в эту комнату.

Не ожидая ответа, она защелкнула дверную задвижку и, подбежав к окну, внезапно открыла его.

При шуме открывшегося окна десять или двенадцать человек, оставив дверь, бросились к нему и просунули дула своих терсеролей через отверстия железной решетки, защищавшей его.

Донья Эрмоса не отбежала, она даже не двинулась с места, а сказала спокойным и исполненным достоинства голосом:

— Зачем вы нападаете на жилище женщины, сеньоры? здесь нет ни мужчин ни богатств!

— Разве вы принимаете нас за воров? — сказал грубого вида человек, выступивший впереди всех.

— Кто же вы тогда? — спросила она сухо.

— Мы военный патруль!

— Ах, если этот отряд военный патруль, то он не должен пытаться взломать двери этого дома.

— А кому принадлежит этот дом, скажите, пожалуйста? — отвечал тот, который казался начальником патруля, пародируя тон молодой женщины в словах «этот дом».

— Прочтите и вы узнаете это, — высокомерно сказала донья Эрмоса, — Лиза, посвети!

Тон доньи Эрмосы, ее молодость, красота, загадочность того спокойствия и той угрозы, которые заключались в ее словах, сопровождаемых представлением бумаги, произвели должное впечатление на этих людей, начинающих бояться, что они были обмануты и могут таким образом подвергнуться гневу Росаса.

— Но почему, сеньора, вы не открываете дверей? — сказал почти учтиво начальник патруля, который был не кто иной, как сам Мартин Санта-Калома.

— Читайте сначала, а затем я открою вам, если вы все еще будете требовать этого! — отвечала донья Эрмоса, с еще большим упреком.

Лиза по знаку своей госпожи приблизила свечу. Санта-Калома развернул письмо, не спуская глаз с молодой женщины, представшей пред ним таким странным образом в этом мрачном пустынном месте.

Он посмотрел сначала на подпись, и удивление тотчас же отразилось в его энергичных чертах, которым не хватало только красоты.

— Будьте добры прочесть вслух, чтобы все слышали! — произнесла донья Эрмоса.

— Сеньора, я начальник этого патруля, — отвечал он, — достаточно, если я один буду знать содержание этого письма. Впрочем….

И он прочел, что там было написано:

«Сеньоре донье Эрмосе Сайенс де Салаберри.

Моя прелестная соотечественница!

С большим сожалением я узнала, что Ваше уединение имеют смелость нарушить без всякого повода и без приказания татиты. Это большое злоупотребление, которое он наказал бы, если бы узнал о нем. Тот образ жизни, который Вы ведете, не может внушать подозрения никому, исключая тех, кто злоупотребляет именем губернатора для достижения своих личных целей. Вы принадлежите к числу тех лиц, которых я люблю больше всего, и я прошу Вас, как Ваш друг, уведомить меня тотчас же, как только еще раз Вас будут беспокоить, так как, если это случится без приказа татиты, в чем я убеждена, то я его сейчас же уведомлю об этом, чтобы более не злоупотребляли его именем.

Поверьте, что я буду весьма счастлива, если смогу быть Вам полезной.

Ваша покорнейшая слуга и друг

Мануэли Росас

23 августа 1840 г.»