Серебряков
. Странное дело, заговорит Жорж или эта старая идиотка Марья Васильевна — и ничего, все слушают, но скажи я хоть одно слово, как все начинают чувствовать себя несчастными. Даже голос мой противен. Ну, допустим, я противен, я эгоист, я деспот, но неужели я даже в старости не имею некоторого права на эгоизм? Неужели я не заслужил? Жизнь моя была тяжела. Я и Иван Иваныч в одно время были студентами. Спроси его. Он кутил, ездил к цыганкам, был моим благодетелем, а я в это время жил в дешевом, грязном номере, работал день и ночь, как вол, голодал и томился, что живу на чужой счет. Потом был я в Гейдельберге и не видел Гейдельберга; был в Париже и не видел Парижа: все время сидел в четырех стенах и работал. А получив кафедру, я всю свою жизнь служил науке, как говорится, верой и правдой и теперь служу. Неужели же, я спрашиваю, за все это я не имею права на покойную старость, на внимание к себе людей?Елена Андреевна
. Никто не оспаривает у тебя этого права.Ветер поднялся, я закрою окно.
Сторож в саду стучит и поет песню.
Серебряков
. Всю жизнь работать для науки, привыкнуть к своему кабинету, к аудитории, к почтенным товарищам и вдруг ни с того ни с сего очутиться в этом склепе, каждый день видеть тут пошлых людей, слушать ничтожные разговоры. Я хочу жить, я люблю успех, люблю известность, шум, а тут точно в ссылке. Каждую минуту тосковать по прошлом, следить за успехами других, бояться смерти… не могу! Нет сил! А тут еще не хотят простить мне моей старости!Елена Андреевна
. Погоди, имей терпенье: через пять-шесть лет и я буду стара.Соня
. Не знаю, отчего это так долго доктора нет. Я сказала Степану, что если он не застанет земского врача, то чтоб поехал к Лешему.Серебряков
. На что мне твой Леший? Он столько же понимает в медицине, как я в астрономии.Соня
. Не выписывать же сюда для твоей подагры целый медицинский факультет.Серебряков
. Я с этим юродивым и разговаривать не стану.Соня
. Это как угодно.Серебряков
. Который теперь час?Елена Андреевна
. Второй.Серебряков
. Душно… Соня, дай мне со стола капли!Соня
. Сейчас.Серебряков
Соня
. Пожалуйста, не капризничай! Может быть, это некоторым и нравится, но меня избавь, сделай милость. Я этого не люблю.Серебряков
. У этой девочки невозможный характер. Что же ты сердишься?Соня
. И почему ты говоришь таким несчастным тоном? Пожалуй, кто-нибудь подумает, что ты в самом деле несчастлив. А на земле мало таких счастливых, как ты.Серебряков
. Да, конечно! Я очень, очень счастлив!Соня
. Разумеется, счастлив… А если подагра, то ведь ты знаешь отлично, что к утру припадок кончится. Что же тут стонать? Экая важность!Войницкий
. На дворе гроза собирается…Вона как! Hélène и Соня, идите спать, я пришел вас сменить.
Серебряков
Войницкий
. Но надо же дать им покой! Они уж другую ночь не спят.Серебряков
. Пусть идут спать, но и ты уходи. Благодарю. Умоляю тебя. Во имя нашей прежней дружбы, не протестуй. После поговорим.Войницкий
. Прежней нашей дружбы… Это, признаюсь, для меня новость.Елена Андреевна
. Замолчите, Жорж.Серебряков
. Дорогая моя, не оставляй меня с ним! Он меня заговорит.Войницкий
. Это становится даже смешно.Хрущов
. Какова погодка-то? За мной гнался дождь, и я едва ушел от него. Здравствуйте.Серебряков
. Извините, вас побеспокоили. Я этого вовсе не хотел.Хрущов
. Полноте, что за важность! Но что это вы вздумали, Александр Владимирович? Как вам не стыдно хворать? Э, нехорошо! Что с вами?Серебряков
. Отчего это доктора обыкновенно говорят с больными снисходительным тоном?Хрущов
Елена Андреевна
. Слушайся, Саша, иди.Хрущов
. Если вам больно ходить, то мы снесем вас в кресле.Серебряков
. Ничего, я могу… я пойду…Александр Васильевич Сухово-Кобылин , Александр Николаевич Островский , Жан-Батист Мольер , Коллектив авторов , Педро Кальдерон , Пьер-Огюстен Карон де Бомарше
Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Античная литература / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги