— Видите ли, товарищ Даутов, по внешнему виду это очень крепкий кокс. Я наперед могу сказать, что барабанную пробу он прошел блестяще… Попадаются куски с небольшой трещиноватостью, но это вполне допустимая трещиноватость, она глубоко не идет и роли не играет.
— Но она все-таки есть, трещиноватость, — вздул второй подбородок Даутов. — Наши инженеры говорят, что это и есть причина.
Таня слышала, что и говорит этот директор с каким-то заметным восточным акцентом. Леня сказал улыбнувшись:
— Нет, дело не в этом. В нашей лаборатории могли бы разрезать каждый кусок и показать вам плоскости разреза, товарищ Даутов. И вы увидели бы, — да вот их видно на этом изломе, — черные крапинки. Вот в этих крапинках черных и лежит причина. Они создают действительную трещиноватость, только уже в самой домне, — по ним растрескивается кусок кокса и образует мелочь…
Леня старался говорить точным и вполне правильным книжным языком, а директор внимательно его слушал, проводя языком по бритым губам, — директор, которого Таня никак не хотела считать Даутовым: ей все казалось, что это, может быть, технический директор, может быть, коммерческий директор, может быть, наконец, замдиректора, но совсем не тот, настоящий директор завода, который говорил с нею по телефону и был Даутовым.
Леня же, наскоро вычерчивая на клочке бумаги нижнюю часть домны в разрезе, толковал директору о том, что такое, предположительно пока, происходит в домне, когда трескаются в ней и превращаются в мелочь и в коксовую пыль куски кокса.
— Коксовая пыль, — говорил он, — до того легка, что дутьем снизу выдувается через колошник вместе с доменным газом, но мелкие кусочки кокса очень вредны: они обволакиваются жидким шлаком, и тогда этот шлак приобретает как бы каркас и уж перестает быть жидкостью и скопляется в «холодных мешках» горна… Где именно? Вот как раз под фурмами. Там образуются настыли в виде раковин в уборных. На эти настыли капает расплавленный чугун, а расплавленный чугун, остывая, отдает массу тепла, — чему же? Фурмам… Вот почему они и начинают плавиться. Это — последнее, к чему пришла пока наука в объяснении подобных аварий…
— Ну, хорошо, пусть наука… наука сказала свое последнее слово вот именно так, как вы мне тут… э-э… доложили. Все это прекрасно и даже как будто… м-м… похоже на объяснение… но практический-то вывод какой? Я не вижу тут практического вывода.
— Кислородом прожигаете? — спросил Леня.
— Да, кислородом… Прожигаем, а потом — отчего же фурмы через несколько дней начинают опять гореть?
— Опять настыли образуются, и опять на них капает чугун…
— Значит, опять-таки ответ тот: от плохого кокса. Мы кричим на завод коксовый: дайте же нам хорошего кокса. А оттуда ответ: кокс хороший. Мы требуем комиссию для выяснения вопроса… А комиссия что говорит? Она говорит: кокс хороший.
— Да, внешний вид кокса действительно прекрасный: качественный кокс по внешности.
— Качественный? Ага! И вы то же — «качественный»?! Однако фурмы у нас горят, а?.. — разгорелся и сам и уже совсем гортанно начал кричать директор и вытаращил глазки.
— Гореть будут… от внутренней трещиноватости кокса… Этим вопросом у нас занимался главным образом аспирант Близнюк; внутренняя трещиноватость определена им. Но как ее избежать — вопрос сложный. Конечно, надо будет переменить шихту; подобрать новую.
— Вот. Именно — новую. Чтобы нам давали новый кокс. К этому пришли и наши инженеры… А вы там у себя, на коксостанции, товарищи, должны указать им, коксозаводу, какую именно надо шихту. Вот как надо работать, товарищ.
Зазвонил телефон на столе, но директор так разгорячился, что взялся за трубку, чтобы только крикнуть кому-то:
— Позвоните через пять минут. Я сейчас занят.
Ясно было Лене, что он ожидает от него немалого, и он сказал Даутову:
— К сожалению, этой волшебной палочкой мы еще не овладели, чтобы сразу взять и подобрать шихту. Мы работаем над этим долго, но идем пока вслепую, опытным путем. Самый надежный способ — ящичный способ, но это — долгий путь… Словом, хозяевами кокса мы пока еще не стали… Погодите, вот образуется здесь научно-исследовательский институт, тогда закипит работа. А сейчас у нас тихо, почти все разъехались. Я и то был на станции случайно, могло меня и не быть, — и не с кем бы вам говорить даже.
— Значит, что же? Фурмам нашим остается одно — гореть? — вытаращил на него глазки совершенно побагровевший директор.
— Пока не подберут на коксозаводе подходящей шихты чисто опытным путем, по ящичной системе, — развел руками Леня и улыбнулся. — Образцы я возьму, но ничего нового мы вам сказать не можем. Я вам сказал наперед все, что мы можем найти…
И Леня поднялся. За ним тут же вскочила Таня.
Снова затрещал телефон. Директор взял трубку, протянул Лене вверх короткопалую толстую руку и даже бровью не кивнул теперь Тане, и оба они вышли из кабинета.
— Да это совсем, совсем не Даутов! — почти крикнула запальчиво Таня, когда они вышли, минуя окруженного людьми управдела, в коридор.