— Вот случай какой со мной вышел на почте, прямо мне даже самому удивительно, до чего это я осмелел! Приходит к нам на почту письмо заказное сдавать советник действительный статский Аверьянов, — хотя в отставке уж теперь считается, ну все равно форму свою носит.
Глядит на стенку, а там портрета царского нема-а! Сняли. Я сам сымал утром, как телеграммы получились. Своими руками сымал, вот! (И протянул Наталье Львовне обе руки.) Как заорет советник этот: «Как смели портрет царский снять! Как смели! В острог вас за это!» А я ему: «Чего орете зря, когда уж он от царского звания отрекся!» А он палку свою поднял да на меня! А я все одно как тот чертик с рожками, какого на иконах малюют, верчусь, за людей прячусь, а сам кричу: «Отрекся! Отрекся! Отрекся!..» Вот до чего осмелел! Ну, тут другие ему тоже со всех сторон: «Раз царя теперь нету, портреты его все теперь на чердак: там их место!» Палку у него отняли, а самого на скамеечку посадили, хоть и царский советник он, и в форме своей ходил, а теперь он куда? Ну, извиняйте и с тем до свиданья, — в разноску идти мне надо!
Письма от Федора приходили с большим опозданием: писано оно было еще 15 февраля, а тогда все солдатские письма читались. Письмо это было в духе прежних его писем, и кончалось оно обычными словами: «Здоров, слава богу, чего и тебе желаю».
Прошло еще с неделю, — все дни один другого необычайнее. Жемарин не встречался Наталье Львовне в эти дни, и она думала, что он совсем уехал из Крыма.
Но вот как-то уже в середине марта, выйдя в сумерки купить хотя бы медовых пряников к чаю (сахару тогда уж не продавали), Наталья Львовна увидела Жемарина в лавке, — он тоже покупал медовые пряники, которые шли здесь нарасхват.
Из лавки они вышли вместе. В лавке горела какая-то коптилка, а на улице было уже темно, и Жемарин сказал:
— Как угодно, Наталья Львовна, но обязан проводить вас до вашего дома.
Так как ей хотелось узнать, где он был эти дни, то она пошла с ним рядом, говоря:
— Вы отсюда куда-то скрылись, и я подумала, что уехали к себе в Москву.
— Не только в Москву, никуда вообще не уезжал, — сказал Жемарин, — но, во-первых, мне нездоровилось, — это во-первых, а во-вторых, я приводил в порядок что писалось урывками, на клочках… Случайно мне удалось тут купить тетрадь в целую десть, — туда я и переписал с клочков и планы раскопки и свои зарисовки… Судакскую крепость, например, я зарисовывал с нескольких точек, — и она того стоит, конечно, это редкостный памятник искусства!.. А делать все это я мог только при дневном свете… У моих хозяев имеется только моргалка, а керосину нет… Говорят, в церкви здесь свечки были еще с месяц назад, а теперь уж и там нет…
— Да, теперь уж негде достать и восковых свечек, — согласилась Наталья Львовна и добавила: — А если даже восковых свечек не достанешь, то кому же будет нужно, что вы пишете о всяких там крепостях генуэзских?
— Сейчас, конечно, кому же нужно, это так… Но как только жизнь войдет в норму…
— Чего вам, пожалуй, придется ждать, — вставила Наталья Львовна.
— Долго ждать?.. Не думаю… нет, я так не думаю. — Тон Жемарина был решителен и даже будто немного насмешлив. — Великий князь Николай Николаевич пришлет согласие занять трон, и все восстановится очень быстро, — вы увидите.
— Позвольте, что вы! Ведь ему же предлагали князь Львов и Родзянко, и он уже отказался, — разве вы не читали в газетах?
— Пус-тя-ки! Отказался сегодня, согласится завтра, — под давлением обстоятельств… Да ведь и союзники наши заинтересованы, чтобы в России была крепкая власть, а не какая-то там республика! Не кто во что горазд, а «мы, милостью божией» и так далее… указом «повелеваем» и тому подобное.
Так странно было слышать это Наталье Львовне, что она простилась было с Жемариным, но тот обиделся.
— Чуть ли не две недели я не видал вас, и вы не хотите позволить мне довести вас до вашего дома? За что же такая немилость?
Идти оставалось уже совсем недалеко, и Наталья Львовна дошла рядом с ним до дома, но тут Жемарин сказал просительно:
— У вас, наверно, есть что-нибудь вроде лампы, Наталья Львовна? Надеюсь, вы разрешите мне посидеть немного около лампы вашей, дадите мне настоящего чаю стакан, а?
Наталья Львовна не успела ничего ему ответить. Она в это время стучала во входную дверь, которую заперла за ней Пелагея. И вот дверь отворилась, но когда вслед за ней в темную прихожую втиснулся и Жемарин, то чьи-то сильные, совсем не женские руки так толкнули его обратно на улицу, что он упал там, хрипло вскрикнув. Вскрикнула и испуганная Наталья Львовна, но тут же щелкнул замок, щелкнула зажигалка, и она увидела перед собою своего мужа, Федора Макухина, которого узнала, хотя он был не в служебной шинели, а в черном штатском пальто.
Насколько могла рассмотреть Наталья Львовна при слабом свете желтого колеблющегося язычка зажигалки, неожиданно появившийся в доме за короткое время ее отсутствия был действительно ее муж, хотя одутловатым сделалось его лицо, раздался в стороны нос и вполне фельдфебельскими стали усы.