Мыслитель, пламенем сжигаемый внутри,Поэт, пророк, фантаст упрямый — понимают,Что милосердия вселенная не знает, —Зато вовеки в ней неправосудья нет!Земные судьбы им являют горний свет —Как отражение надмирной тайны вечной.Вот почему их взор — там, в дали бесконечной!Вот почему, лучом познанья ослеплен,Дар ясновиденья приобретает он.Но только лишь взойдет над нашим миром темнымСветило дивное и в хаосе огромномВеличие души позволит разглядеть;Лишь златогривый зверь порвет ночную сеть;Лишь солнце пышное, пурпурный сгусток зноя,В личине молнийной, пугая и покоя,Возникнет, уравняв блистательным лучомТравинку, и хребты, и моря окоем,И жуткие леса, где песен вьется стая;Лишь, все плодотворя, рождая, завершая,Своею тайною загадки разъясня,Затмив созвездия, дав безднам светы дня,Дав сердцу веровать и разуму молиться,Как добрый труженик начнет оно трудиться;За светоносный труд лишь примется оно,Первопричиною предвечной рождено,И небо осветит — виденье голубое,И кинет сноп лучей, пловцов в ночном прибое,Быстрее молнии летящих с высоты, —И тотчас назовут слепца
орломкроты.
28 апреля 1876
"
Таков закон: Вейо живет, шельмец, и пишет,
"Таков закон: Вейо живет, шельмец, и пишет,Живут Низар, Барбе; и Планш — не сон, он дышит;Фрерон Вольтера ест; и кто-то, имя рек,Мильтона уязвил. Развязный человек,Какой-то Чакко лез в собратья к Алигьери;Как плесень, де Визе разросся на Мольере,А на Шекспире — Грин. Там, в ясной синеве,В короне солнечной на гордой голове,Со смертью ставшие лишь более живыми,Живут великие, чье пламенное имяГорит немеркнущей зарей, — но вечно к нимПристроится и тот, кто мал и невидим.Не исключает тли сияние полудня;У славы есть жучок, ее тревожат зудни;Медузу скользкую, вскипев, несет волна;Есть на певца Зоил, на бога — Сатана;Великих высота от грязи не спасала.Не удивило бы меня, друзья, нимало,Когда бы ангел к нам сошел и возвестил,Что расплодились вши на теле у светил.