Читаем Том 13. Торговый дом Домби и сын. Главы I-XXX полностью

Видел ли он перед собой удачливую соперницу сына, здоровую и цветущую? Смотрел ли на свою собственную удачливую соперницу в любви этого сына? Неужели безумная ревность и уязвленная гордость отравили нежные воспоминания, которые должны были заставить его полюбить ее и ею дорожить? Возможно ли, что при воспоминании о малютке-сыне ему мучительно было смотреть на нее, такую прекрасную и полную сил?

У Флоренс не было этих мыслей. Но любовь бывает зоркой, когда она отвергнута и безнадежна; и надежда в ней умерла, в то время как она стояла, глядя в лицо отцу.

— Я тебя спрашиваю, Флоренс, ты испугалась? Что-нибудь случилось? Почему ты пришла сюда?

— Я пришла, папа…

— Против моего желания. Почему?

Она видела, что он знает, почему, — это было ясно написано на его лице, — и с тихим протяжным стоном уронила голову на руки.

Ему суждено вспомнить об этом стоне в той же комнате в грядущие годы. Не успел он нарушить молчание, как стон замер в воздухе. Быть может, ему кажется, что так же быстро он улетучится из его памяти, но это неверно. Ему суждено вспомнить о нем в этой комнате в грядущие годы!

Он взял ее за руку. Рука у него была холодная и вялая и почти не сжала ее руки.

— Должно быть, ты устала, — сказал он, беря, лампу и провожая ее до двери, — и тебе нужно отдохнуть. Все мы нуждаемся в отдыхе. Ступай, Флоренс. Тебе что-нибудь пригрезилось.

Если что-нибудь и пригрезилось, то теперь она очнулась — да поможет ей бог! — и она чувствовала, что эта греза больше никогда не вернется.

— Я постою здесь и посвечу, пока ты будешь подниматься по лестнице. Весь дом там, наверху, в твоем распоряжении, — медленно сказал отец. Теперь ты здесь хозяйка. Спокойной ночи.

Все еще не отрывая рук от лица, она всхлипнула, ответила: «Спокойной ночи, дорогой папа», — и молча стала подниматься по лестнице. Один раз она оглянулась, как будто готова была вернуться к нему, если бы не страх. Это была мимолетная мысль, слишком безнадежная, чтобы придать ей сил; а отец стоял внизу с лампой, суровый, неотзывчивый, неподвижный, пока платье его прелестной дочери не скрылось в темноте.

Ему суждено вспомнить об этом в той же самой комнате в грядущие годы. Дождь, бьющий по крыше, ветер, стонущий снаружи, быть может предвещали это своим меланхолическим шумом. Ему суждено вспомнить об этом в той же самой комнате в грядущие годы!

В прошлый раз, когда он с этого самого места следил за ней, поднимающейся по лестнице, она несла на руках своего брата. Сейчас это не обратило к ней его сердца; он вернулся к себе, запер дверь, опустился в кресло и заплакал о своем умершем мальчике.

Диоген бодрствовал на своем посту, поджидая маленькую хозяйку.

— О Ди! Дорогой Ди! Люби меня ради него!

Диоген уже любил ее ради нее самой и не стеснялся это обнаруживать. Он вел себя крайне нелепо и совершал ряд неуклюжих прыжков в передней, а когда бедная Флоренс, наконец, заснула и увидела во сне румяных детей из дома напротив, он кончил тем, что, царапаясь в дверь спальни, отворил ее, скомкал свою подстилку, превратив ее в подушку, растянулся на полу комнаты, насколько позволяла створка, повернул голову к Флоренс и, закатив глаза, моргал, пока сам не заснул и не увидел во сне своего врага, на которого хрипло затявкал.

ГЛАВА XIX

Уолтер уезжает



Деревянный Мичман у двери мастера судовых инструментов, как и подобало такому жестокосердному маленькому мичману, оставался вполне равнодушным к отъезду Уолтера, даже тогда, когда самый последний день его пребывания в задней гостиной был на исходе. С квадрантом у круглой черной шишечки, изображавшей глаз, и в прежней позе, выражающей неукротимую бодрость, Мичман выставлял напоказ в самом выгодном свете свои крошечные штанишки и, поглощенный научными занятиями, нимало не сочувствовал мирским заботам. Он лишь постольку поддавался внешним обстоятельствам, поскольку сухой день покрывал его пылью, туманный день посыпал его хлопьями сажи, дождливый день ненадолго возвращал блеск его потускневшему мундиру, а очень знойный день обжигал его до волдырей; но в других отношениях он был бесчувственным, черствым, самодовольным Мичманом, сосредоточенным на своих собственных открытиях и озабоченным тем, что происходило вокруг него на земле, не больше, чем Архимед во время осады Сиракуз.

Во всяком случае, именно таким мичманом казался он в настоящее время. Как часто Уолтер, входя и выходя, посматривал на него с любовью; а бедный старый Соль, когда Уолтера не было дома, выходил и прислонялся к дверному косяку, прижимаясь своим усталым париком к самым пряжкам на башмаках гения-хранителя его торговли и лавки. Но ни один свирепый идол со ртом, растянутым от уха до уха, и с кровожадной физиономией, сделанной из перьев попугая, не бывал более равнодушен к мольбам своих диких почитателей, чем этот Мичман — к таким знакам привязанности.

Перейти на страницу:

Все книги серии Диккенс, Чарльз. Полное собрание сочинений в 30 томах

Том 2. Посмертные записки Пиквикского клуба (главы I-XXX)
Том 2. Посмертные записки Пиквикского клуба (главы I-XXX)

Р'Рѕ второй том собрания сочинений вошли первые тридцать глав романа «Посмертные записки Пиквикского клуба». Чарльз Диккенс – великий английский писатель XXIX века, книги которого наполнены добротой и мягким СЋРјРѕСЂРѕРј, что не мешает ему быть автором СЏСЂРєРѕР№ социальной сатиры и создателем известных комических персонажей. Такими и являются мистер Пиквик и его РґСЂСѓР·ья, а также его слуга – незабвенный Сэм Уэллер. Это первый роман Диккенса, в котором он описывает клуб чудаков, путешествующих по стране и изучающих «человеческую природу». Основатель и председатель клуба, мистер Пиквик, человек очень наивный, чудаковатый, но, как потом выясняется, очень честный, принципиальный и храбрый. Р' клуб РІС…РѕРґСЏС' и три его члена. Натэниел Уинкль – молодой компаньон Пиквика, милый и привлекательный РіРѕСЂРµ-спортсмен. РђРІРіСѓСЃС' Снодграсс – предполагаемый РїРѕСЌС' и романтик. Трейси Тапмен – пухлый пожилой джентльмен, мнящий себя героем-любовником. Перцу в сюжет добавляет друг и слуга мистера Пиквика – Сэм Уэллер. Это – нахальный, деловитый, изворотливый, ловкий и находчивый парень, но верный и честный друг, известный СЃРІРѕРёРјРё меткими изречениями. Р'РѕС' некоторые из РЅРёС…: - Теперь у нас вид приятный и аккуратный, как сказал отец, отрубив голову своему сынишке, чтобы излечить его РѕС' косоглазия. - Это СѓР¶ я называю прибавлять к РѕР±иде оскорбление, как сказал попугай, когда его не только увезли из СЂРѕРґРЅРѕР№ страны, но заставили ещё потом говорить РїРѕ-английски. - Дело сделано, и его не исправить, и это единственное утешение, как РіРѕРІРѕСЂСЏС' в Турции, когда отрубят голову не тому, кому следует. - Стоит ли столько мучиться, чтобы узнать так мало, как сказал приютский мальчик, РґРѕР№дя до конца азбуки. Р

Чарльз Диккенс

Классическая проза
Том 4. Приключения Оливера Твиста
Том 4. Приключения Оливера Твиста

«Приключения Оливера Твиста» — это рассказ о злоключениях мальчика-сироты, выросшего в работном доме. На его жизненном пути ему встречаются как отбросы общества, так и добрые, честные, милосердные представители человеческого рода. Однако стоит заметить, что первых больше. Возможно, это можно объяснить социальным окружением несчастного ребенка. Это и малолетние воришки, и их вожак - отвратительный еврей Феджин, и вор-убийца Сайкс, забивший насмерть свою любовницу семнадцатилетнию Нэнси, которая незадолго до своей смерти помогла Оливеру, и сводный брат Оливера Монкс, который стоял за многочисленными несчастьями Твиста, и многие другие. Но, кроме этих отщепенцев, в романе есть и Роз Мейли, и мистер Браунлоу, и миссис Бэдуин, и мистер Гримуиг.Но все хорошо, что хорошо кончается. Злодеи повержены, Оливер остается жить со своей, как оказалось, тетей Роз Мейли.

Чарльз Диккенс

Классическая проза

Похожие книги

Антон Райзер
Антон Райзер

Карл Филипп Мориц (1756–1793) – один из ключевых авторов немецкого Просвещения, зачинатель психологии как точной науки. «Он словно младший брат мой,» – с любовью писал о нем Гёте, взгляды которого на природу творчества подверглись существенному влиянию со стороны его младшего современника. «Антон Райзер» (закончен в 1790 году) – первый психологический роман в европейской литературе, несомненно, принадлежит к ее золотому фонду. Вымышленный герой повествования по сути – лишь маска автора, с редкой проницательностью описавшего экзистенциальные муки собственного взросления и поиски своего места во враждебном и равнодушном мире.Изданием этой книги восполняется досадный пробел, существовавший в представлении русского читателя о классической немецкой литературе XVIII века.

Карл Филипп Мориц

Проза / Классическая проза / Классическая проза XVII-XVIII веков / Европейская старинная литература / Древние книги
Лира Орфея
Лира Орфея

Робертсон Дэвис — крупнейший канадский писатель, мастер сюжетных хитросплетений и загадок, один из лучших рассказчиков англоязычной литературы. Он попадал в шорт-лист Букера, под конец жизни чуть было не получил Нобелевскую премию, но, даже навеки оставшись в числе кандидатов, завоевал статус мирового классика. Его ставшая началом «канадского прорыва» в мировой литературе «Дептфордская трилогия» («Пятый персонаж», «Мантикора», «Мир чудес») уже хорошо известна российскому читателю, а теперь настал черед и «Корнишской трилогии». Открыли ее «Мятежные ангелы», продолжил роман «Что в костях заложено» (дошедший до букеровского короткого списка), а завершает «Лира Орфея».Под руководством Артура Корниша и его прекрасной жены Марии Магдалины Феотоки Фонд Корниша решается на небывало амбициозный проект: завершить неоконченную оперу Э. Т. А. Гофмана «Артур Британский, или Великодушный рогоносец». Великая сила искусства — или заложенных в самом сюжете архетипов — такова, что жизнь Марии, Артура и всех причастных к проекту начинает подражать событиям оперы. А из чистилища за всем этим наблюдает сам Гофман, в свое время написавший: «Лира Орфея открывает двери подземного мира», и наблюдает отнюдь не с праздным интересом…

Геннадий Николаевич Скобликов , Робертсон Дэвис

Проза / Классическая проза / Советская классическая проза