Том 13. Запечатленные тайны

— Вы вот скажите-ка лучше, товарищ корреспондент, правильно или нет здоровое судно взять и списать?..

И я почувствовал, как дорога этим людям — механику, капитану, штурману, повару — колесная паровая посудина.

— Это штурвальное колесо привезу вам на память. Грибникам оно ни к чему.

— Пойдемте-ка вниз, — берет механик меня за руку. — Пойдемте, пойдемте…

И мы оказываемся в святая святых парохода, где жаром топки вода обращается в пар и где этот пар-богатырь двумя огромными шатунами вертит гребные колеса. Все тут двигалось слаженно, четко и плавно. Все дышало добротностью и каким-то особым машинным здоровьем.

— Ручаюсь: еще двадцать лет проработает так же надежно, как и теперь.

Списание парохода механик переживал почти как крушение в личной жизни.

— Я вам скажу, за женою так не ухаживал. И вот на тебе… Заходил в министерство в Москве. Говорят: пора, свое отходил. Ресурс, говорят. Да что это, самолет, что ли — ресурс!

После Москвы механик целую ночь не спал, а сегодня ходил с парохода на берег, бросил в почтовый ящик письмо.

— Министру отправил. Лично. Все описал.

Сказал напрямик: не по-хозяйски! И подписался: механик Михаил Петрович Тебеньков…

Буду ждать. А если у них там дело решенное, с пароходом вместе стану на якорь. С такой машиной расстаться — все равно что друга похоронить.

В рулевой рубке я сказал о волненьях механика капитану. Лев Николаевич долго молчал, чуть пошевеливая колесо. Потом мы подробно и долго говорили о любопытном явлении — убыстренной нынешним веком сменяемости всего на свете: построек, одежды, вещей и машин. Все раньше служило годы, десятилетия, столетия.

Сейчас все меняется очень быстро. И новое создается уже с расчетом на эту быструю смену, на быстрый износ. Все время появляется что-то новое, иногда более совершенное, современное, но чаще всего лишь более модное. Вещь, постройка, машина могли бы еще послужить, если бы их починить, чуть подправить. Но никто не хочет с этим возиться. В результате на свалку идет зачастую изделие еще годное. И, с другой стороны, новинки сходят с конвейера с заведомо укороченной жизнью, а служат из-за хлипкости, недобротности меньше того, что им предписано при рождении.

— Это всего касается одинаково: столов, обувки, домов, кораблей, книг, часов, чего угодно. — Капитан взял с полки пакет и вытряс из него фотографии пароходов. — Вот смотрите, это «Спартак», «Усиевич», «Володарский» «Калинин» — колесные пароходы. Построены в середине прошлого века. Стало быть, каждому больше ста лет. И что же — ходят! И как ходят — в скорости современному теплоходу не уступают.

Все в них делалось на долгую службу. Наш «Арсеньев» им правнук- год рождения 1955-й. И вот — на якорь, для грибников. Почему? Строился сроком на двадцать пять лет. Двадцать пять лет исправно и отходил. Может ли больше? Может.

Механик прав — машина в полном порядке. Но надстройки «Арсеньева» просят ремонта. Однако никто возиться с этим не хочет. Проще списать.

Разве не так же мы поступаем сегодня с обувкой, мебелью, телевизором?..

Непростую проблему жизни сидящий молча механик не хотел ни понимать, ни принимать. Ему было просто жаль пароход.

— Поглядите на реку. Разве мы от кого-нибудь отстаем?! План? Давно выполнили. График хода? Видите сами. Немодная штука — пар? А по-моему, лучше пара ничего не бывает.

При слове «пар» все в рубке пришли в занятное возбужденье. Все были согласны: лучше пара ничего не бывает. «Этот «колесник», движимый паром, я могу развернуть почти что на месте, как танк. Ни один теплоход это сделать не может», — сказал капитан. «Топливо-то — мазут! Дешевле некуда», — сказал механик.

И повар тоже за пар был горой: «На теплоходе вода горячая — дефицит. Ее надо греть. У нас же горячей воды навалом. Кипяток? К вашим услугам! Тепло в каюте? Всегда в наличии. У других душ — роскошь, а у нас, кроме душа, еще и банька. С вениками. Хочешь березовый, хочешь дубовый…»

В этот момент мы как раз отвалили от пристани в Угличе. Капитан мигнул молодому матросу, и тот с готовностью потянул провод гудка. И раздался у кромки древнего городка такой долгий, такой тревожный с переборами голос, что старушки у пестренькой церкви стали креститься, а мальчишки горохом посыпались к пристани в предвкушенье увидеть что-нибудь необычное. За превышение нормы гуденья капитану по радио с пристани полагалось внушенье, но чей-то чуть хрипловатый голос сказал:

— Значит, прощанье…

— Да, ведем «Арсеньева» на покой, — сказал капитан.

— Жалко! — искренне вздохнул репродуктор. — Привыкли к вам…