Том 14. Критические статьи, очерки, письма

Мы сейчас напомнили слова, ставшие знаменитыми: «искусство для искусства». Объяснимся на этот счет раз навсегда. Если верить утверждению, которое очень часто повторяется многими, — и, как мы думаем, искренне, — слова «искусство для искусства» впервые были написаны автором этой книги. Между тем он никогда их не писал. Можете прочесть от начала до конца все, что опубликовано нами, и вы нигде не найдете этих слов. Все наши произведения, — и мы настаиваем на этом, — вся наша жизнь говорят о чем-то совершенно противоположном. Что до самого выражения, то в чем его суть? Напомним факт, сохранившийся в памяти не только у меня, но и у многих моих современников. Однажды, тридцать пять лет тому назад, во время спора между критиками и поэтами о трагедиях Вольтера, автор этой книги бросил такую реплику: «Эта трагедия — не трагедия. В ней нет живых людей, а есть только говорящие сентенции. Уж во стократ лучше искусство для искусства». Это выражение, настоящий смысл которого был искажен, конечно не умышленно, в пылу полемики, приняло впоследствии, к великому удивлению того, кто случайно произнес его, масштабы целой программы. Утверждение, относящееся только к «Альзире» и к «Китайскому сироте», и бесспорное в этом ограниченном смысле, превратили в декларацию и в аксиому, написанную на знамени искусства.

Покончив с этим, будем продолжать.

Если из двух стихов один, принадлежащий Пиндару, уподобляет возницу богу или славит медные гвозди в колесе колесницы, а второй, стих Архилоха, столь грозен, что, прочитав его, Джеффрис прекратил бы свои преступления и повесился бы на виселице, поставленной им для честных людей, — то из этих двух стихов равной красоты я предпочитаю стих Архилоха.

В доисторические времена, когда поэзия — или вымысел, или легенда, в ней есть Прометеево величие. Чем создано это величие? Пользой, приносимой людям. Орфей приручает диких зверей, Амфион строит города. Поэт — то укротитель, то зодчий; Лин помогает Гераклу, Музей — Дедалу; стих — это цивилизующая сила, — вот что было вначале. Традиция всегда в согласии с разумом. Здравый смысл народов никогда не ошибается. Он всегда сочиняет басни, имеющие смысл истины. В этой дали все предстает великим. Так научитесь же узнавать в Ювенале того поэта-укротителя, которым вы восхищались в Орфее.

Мы настаиваем на Ювенале. Немногих поэтов так оскорбляли, так оспаривали, мало кого так чернили клеветой. Клевета на Ювенала была столь живучей, что она не умолкла и до сих пор. Она переходит от одного лакея пера к другому. Великих ненавистников зла ненавидят все льстецы силы и успеха. Толпа прислужников-софистов, писателей, у которых на шее кольцом облезла кожа, сутенеров-историографов, начетчиков, состоящих на содержании и получающих даровой стол, придворных и педагогов старается помешать славе мстителей, карающих порок. Она квакает вокруг этих орлов. К борцам за справедливость редко бывают справедливы. Они мешают хозяевам и возмущают лакеев. Низость тоже может возмущаться.

Впрочем, жалким копиям великих людей ничего не остается, как помогать друг другу, и тиранчики поддерживают цезаришек. Педант ломает линейку, ударяя ею по пальцам поэтов, неугодных сатрапу. Эту обязанность исполняют образованные придворные и преподаватели официальных школ. Неужто можно допустить, чтобы всем этим бедным порокам, не жалеющим денег, этим прелестным злодеяниям, добрым государям — его высочеству Руфину, его величеству Клавдию, августейшей г-же Мессалине, которая устраивает такие роскошные праздники и раздает пенсии из своей казны (она всегда жива, всегда с короной на голове и называется то Теодорой, то Фредегондой, то Агнесой, то Маргаритой Бургундской, то Изабеллой Баварской, то Екатериной Медичи, то Екатериной Российской, то Каролиной Неаполитанской и т. д. и т. д.), — всем этим знатным господам по имени Преступление, всем этим прекрасным дамам по имени Гнусность, было доставлено такое огорчение, как торжество Ювенала? Нет. Война бичу во имя скипетров! Война жезлу во имя лавок! Прекрасно. Действуйте, придворные, клиенты, евнухи и писцы. Действуйте, мытари и фарисеи. Это не мешает республике благодарить Ювенала и храму одобрять Иисуса.

Исайя, Ювенал, Данте — девственницы. Заметьте, глаза у них опущены. Из-под их строгих ресниц льется свет. В гневе праведного на неправедного есть целомудрие. Проклятия могут быть так же святы, как осанна, и возмущение, честное возмущение, так же чисто, как сама добродетель. А что до белизны, то в этом отношении пене не приходится завидовать снегу.

III