Том 14. Критические статьи, очерки, письма

Нет поэта без той душевной активности, которая порождается совестью. Нужно подтвердить старые моральные законы, нужно выявить новые моральные законы; для того чтобы они совпали, требуется некоторое усилие. Сделать это усилие — долг поэта. Каждое мгновение он исполняет роль философа. В зависимости от того, чему грозит опасность, ему приходится защищать то свободу человеческого ума, то свободу человеческого сердца, — ведь любить не менее святая обязанность человека, чем мыслить. Искусство для искусства не имеет со всем этим ничего общего.

Поэт появляется среди этих приходящих и уходящих, которых называют живыми людьми, чтобы, как древний Орфей, приручить дурные инстинкты — этих тигров, живущих в человеке, и, как легендарный Амфион, убрать все камни — предрассудки и суеверия, перевернуть новые глыбы, переделать основания и фундаменты и перестроить город, то есть общество.

И что эта оказываемая им услуга — сотрудничество с цивилизацией — может повлечь за собой снижение красоты поэзии и достоинства поэта, — такое предположение не может не вызвать улыбки. Полезное искусство сохраняет и лишь усиливает всю прелесть, все очарование, все обаяние искусства. В самом деле, Эсхил не унизился от того, что он встал на сторону Прометея, человека-прогресса, которого сила распяла на Кавказском хребте и ненависть грызла живьем; Лукреций не измельчал от того, что он ослабил узы язычества, от того, что он освободил человеческую мысль от связывающих ее пут религии, arctis nodis religionum, [160]Исайя не потерял величия от того, что клеймил тиранов раскаленным железом своих пророчеств; Тиртей не стал хуже от того, что защищал родину. Прекрасное не опозорено тем, что оно послужило свободе и облегчению жизни человечества. Освобожденный народ — неплохое окончание строфы. Нет, патриотическая или революционная полезность ничего не отнимает от поэзии. То, что Грютли приютила когда-то под своими обрывами трех крестьян, произнесших ту грозную клятву, которая послужила началом освобождения Швейцарии, не мешает этой горе каждый вечер выситься громадой безмятежной тени, где пасутся стада и слышится звон бесчисленных колокольчиков, невидимых под светлым сумеречным небом.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ После смерти. Шекспир. Англия

I

В 1784 году Бонапарту было пятнадцать лет; он приехал из Бриенна в парижскую военную школу в сопровождении простого монаха, который привез его вместе с тремя другими юношами; он поднялся со своим маленьким чемоданом по лестницам казармы на сто семьдесят три ступени и вошел в предназначенную ему каморку под самой крышей. В этой комнате были две койки; слуховое окно выходило на главный двор училища. Стены были выбелены известкой; предшественники Бонапарта немного запачкали их углем, и вновь прибывший мог прочитать на них те самые четыре надписи, которые и мы сами прочли там тридцать пять лет тому назад: «Много воды утечет, пока заслужишь эполеты. — Де Мон живре». — «Лучший день в жизни — это день битвы. — Виконт де Тэнтэниак». — «Вся жизнь — это только долгая ложь. — Шевалье Адольф Дельма». — «Все кончается под шестью футами земли. — Граф де Ла Вийет». Если вместо слова «эполеты» поставить слово «империя», — изменение очень незначительное, — то получится краткое изложение всей судьбы Бонапарта, нечто вроде Мане, Текел, Фарес, заранее написанное на этой стене. Демази-младший, приехавший вместе с Бонапартом, — он должен был стать его товарищем по комнате и занять одну из двух коек, — видел, как он взял карандаш; затем, по словам Демази, Бонапарт нарисовал под только что прочитанными им надписями неясный набросок, изображавший его дом в Аяччо, затем возле этого дома, не подозревая, что он сближает остров Корсику с другим таинственным островом, тогда еще скрытым в далеком будущем, он написал последнюю из четырех сентенций: «Все кончается под шестью футами земли».

Бонапарт был прав. Для героя, для солдата, для человека действия и материального мира все кончается под шестью футами земли; для человека идеи все с этого начинается.

Смерть — это сила.

Для тех, у кого нет иной деятельности, кроме деятельности духа, могила — преодоление препятствия. Быть мертвым — значит быть всемогущим.