Прежде всего — я обыкновенный читатель «Le Rappel». Мне казалось, что я сказал об этом достаточно ясно, чтобы не быть вынужденным повторять снова.
Во-вторых, я не советовал и не советую организовывать народную манифестацию 26 октября.
Я был полностью согласен с «Le Rappel», призывавшим левых депутатов к выступлению, к которому мог бы примкнуть весь Париж. Речь шла о демонстрации безусловно миролюбивой и безоружной, подобно демонстрациям лондонского населения в таких же случаях. Именно к такой демонстрации призывал «Le Rappel».
Но если левые воздерживаются от выступления, то от него должен воздержаться и народ.
Народу не на кого опереться. Следовательно, никакой манифестации не надо.
Право на стороне народа, насилие на стороне правительства. Не дадим же повода правительству прибегнуть к насилию против права.
Двадцать шестого октября никто не должен выходить на улицу.
К чему бесспорно приведет создавшееся положение — это к отказу от присяги.
Торжественное заявление представителей левой, отказывающихся от своей присяги перед лицом всей нации, — таков правильный выход из кризиса. Исход нравственный и революционный.
Пусть народ не выступает, тогда ружья будут молчать; пусть заговорят депутаты, и они освободятся от присяги.
Таковы два совета, которые я даю, и если вам было угодно узнать мое мнение, то здесь оно полностью изложено.
Благодарю вас за ваше красноречивое обращение ко мне. Беру слово, раз вы мне его предоставили, и пожимаю вам руку.
Я отшельник и люблю ваши книги. Благодарю вас за то, что вы мне их посылаете. Они полны силы и глубины. Те из них, которые рисуют современную нам жизнь, оставляют после себя сладкий и вместе с тем какой-то горький привкус. Ваша последняя книга
[286]пленяет и печалит меня. Я буду перечитывать ее, как я обычно перечитываю книгу, раскрывая наудачу то тут, то там. Только писатель-мыслитель может выдержать подобную проверку. Вы принадлежите к этому могучему племени. У вас, как у Бальзака, дар проникновения, к тому же вы еще владеете стилем.Когда я увижу вас?
Жму ваши руки.
Дорогой собрат, говоря о «Человеке, который смеется», вы заканчиваете, так же как начали, красноречиво и сердечно. Не сумею сказать вам, как я ценю вашу благородную и дружескую поддержку, такую продуманную, такую прочувствованную и так прекрасно выраженную. Мне оказывают огромную честь, рассуждая обо мне как о Шекспире, о котором Форбс сказал: totus in antithesi.
[287]До тех пор пока милосердный бог не откажется от своей старой антитезы: день и ночь, поэзия не откажется от своей. Критика может существовать лишь при том условии, что она в то же время является и философией. Вы, конечно, это понимаете. Почему? Потому что вы поэт, потому что вы художник, потому что вы писатель. Позвольте от всей души пожать вам руку.Граждане!
Спешу ответить на ваше весьма почетное для меня обращение. Вы правы, числя меня в своих рядах.
Франция в долгу перед Флуренсом, борцом за Грецию, перед Тибальди, сражавшимся за Италию, потому что Греция, Италия и Франция — это свет.
Оба они боролись за свет против тьмы.
Я поздравляю их, я их благодарю.
Последним подвигом Флуренса в Париже было возведение баррикады. Он — человек идеи и в то же время — воин. Почему? Потому что сегодняшний бой — это завтрашний мир. Свободе неизменно предшествует освобождение. Революция — это правда. За баррикадой, отстаивающей право, поднимается заря.
Провозглашаю тост за Революцию.
Я глубоко удручен. Я надеялся еще повидать Барбеса. Скорбную депешу — она шла через Джерси — я получил сегодня, в понедельник, в полдень. Парохода в Англию не будет раньше среды 29-го. Следовательно, приехать я не смогу. А мне бы так хотелось проститься с ним.
Два человека жили в Барбесе — мыслитель, который все постиг, и герой, который пренебрег всеми опасностями. Его душа — одна из великих воительниц нашего века; его не стало, одним светочем стало меньше. Я плачу о нем.
Прошу глубоко чтимую мной доблестную семью Барбеса принять выражение моей глубокой скорби.
Дорогой Мерис, сейчас послал вам телеграмму следующего содержания: «Возвращаюсь в Париж национальным гвардейцем. Буду 21 августа». Меня уверяют, что она не дойдет до вас, поэтому одновременно пишу вам.