Том 14. Убийство — завтра!

— Ты говоришь не все! — рявкнул Джонни.

— Ну так перережь мне глотку! — вскричал Алекс. — Я выложил тебе все, что знаю о нем, Джонни. Он предпочитает никому ничего не говорить о своих делах. Может быть, он решил нажиться на шантаже. Хотя я так не думаю: на него это совсем не похоже.

— Почему?

— Хотя бы потому, что у него великолепное английское произношение, — сказал Алекс, — и оно не наигранное, это сразу чувствуется: он похож на профессора из колледжа. — Он пожал плечами. — Если бы я только знал, что из-за него у меня будут все эти неприятности, я бы спалил его бороду в первую же встречу.

Джонни помедлил и закурил сигарету.

— Что это за битник, который сейчас в доме миссис Штерн? — спросил он.

— Битник? — Алекс недоумевающе на него уставился. — Ты имеешь в виду одного из тех извращенцев, которых я видел в Сан-Франциско, когда я был там последний раз? — Он покачал головой. — Я был там в одной из забегаловок на Северном пляже с рыженькой девчонкой, слушал джаз-квартет, когда один из этих придурков подскочил к микрофону и начал орать неведомо что.

Я уже собирался огреть его по башке, да девчонка помешала, сказала, что это сейчас модно — читать стихи под джаз. Ничего себе стихи — даже без рифмы. Что-то вроде: «Я пес дождливого дня — без крыши и угла, — малый произносил это, подвывая, словно в этом был особый смысл, — но я волен ничего не делать, и нет на мне проклятого костюма из серой фланели». Какая это, к черту, поэзия?!

— Я все время читаю американских поэтов, — с серьезной миной заметил Рафаэль. — Может быть, это Гертруда Стайн?

— Я хочу знать о битнике в доме Штерна, — нетерпеливо напомнил Джонни.

— Я не знал, что там еще кто-то ошивается, — уверил Алекс. — Ни разу не бывал в том доме, да и жену Штерна в глаза не видел.

Джонни кивнул.

— Ну хорошо. Алекс, думаю, что тебе больше не надо беспокоиться за целостность своих ушей.

Он поглядел на Рафаэля.

— Я думаю, мы можем уйти отсюда — ничего нового здесь не узнаешь.

— Как скажешь, амиго. — Рафаэль кивнул. — Только сначала мне надо позаботиться об одной маленькой предосторожности.

Он направился к Алексу, который тут же начал пятиться от него, и пятился до тех пор, пока не уперся в стенку. Рафаэль мило ему улыбнулся, спрятал свой пистолет в кобуру, и Алекс облегченно вздохнул.

Все еще улыбаясь, Рафаэль поднял обе руки на уровень плеч, сжал их в кулаки и с силой свел их вместе, так что кулаки неизбежно столкнулись бы, если бы этому не помешала голова Милройда, вернее, его уши, которые приняли на себя удар. Может, так на родине Рафаэля принято глушить быков — я не знаю. Алекс без сознания рухнул на пол. Рафаэль окинул комнату прощальным взглядом, посмотрев на парочку, распростертую на полу, на Чарли, лицо которого стало теперь желтым, — но это была единственная перемена в нем, — на Милройда, лежащего у его ног.

— Мы оставляем после себя тишь да гладь, — сказал он удовлетворенно. — Я начинаю чувствовать себя лучше. Теперь их очередь для алле-гоп.

— Алле-гоп? — недоуменно повторил Джонни.

— Стоять на ушах, — пояснила я. — Они же ведь не битники, знаешь, это те для себя палец о палец не ударят, если даже им хвост прищемят. Рафаэль это имел в виду.

Джонни дико взглянул на меня, но от комментариев воздержался.

Мы вышли из дома и направились к машине Джонни.

— Как ты сюда попал? — поинтересовался он у Рафаэля.

— Моя машина стоит чуть подальше по улице, — ответил Рафаэль. — После того как я отвез Мэвис домой, я вернулся к себе, и Артуро к тому времени уже очнулся.

Санта Мария! Кем он меня только не обзывал. Я заговорщик, который привел какую-то ведьму, чтобы его убить. Он не верит, что его побила Мэвис, а считает, что на него напали сзади по меньшей мере полдюжины здоровенных мужчин. Он выразил свое мнение о моих родителях, которые произвели на свет такого, как я. Перебрал моих предков и доказал, что я происхожу от козла по отцовской линии, а по материнской — от вороны.

Рафаэль остановился и закурил сигарету.

— И это только начало, — продолжал он. — Артуро сказал мне, что произойдет, когда мы вернемся в нашу страну. Он меня изобьет, сожжет, подвергнет пыткам и разорвет на кусочки. Он посадит мою голову на кол у ворот города. Он издаст новый закон, по которому каждый, кто захочет въехать в этот город, должен будет сначала плюнуть на мою голову.

— Думаю, это воплощение в жизнь идеи одного из ваших диктаторов — хотя забыла, кого именно, — правда, возни многовато, — вставила я. — А вот плеваться — это явное нарушение санитарии, тут я тебе сочувствую.

— Я человек не гордый, — сказал Рафаэль (это он, конечно, врал), — но через какое-то время устал слушать Артуро, тем более что он стал повторяться. Поэтому я поднял его одной рукой, — он маленького роста, ты ведь помнишь, чикита? — отнес его к плавательному бассейну, туда, где поглубже, и уронил.

— Он умеет плавать? — с интересом спросил Джонни.