Том 14. За рубежом. Письма к тетеньке

Помните… мы в конце пятидесятых годов, зазнали в Москве одного начинающего публициста («другом Грановского» он себя называл)… — Намек на Каткова и на проделанную им эволюцию от позиций умеренного либерализма в 40-50-е годы до роли одного из идеологов и вдохновителей реакции 80-х годов. В 1845–1850 гг. Катков был адъюнктом Московского университета по кафедре философии и здесь сблизился с Т. Н. Грановским, профессором того же университета по кафедре всеобщей истории. Указание дальнейшего текста на «греческие спряжения» служили для современников еще одним сигналом к узнаванию в анонимном образе намека на Каткова — инициатора и неутомимого пропагандиста системы классического образования.

…был один год… когда я одновременно обучался одиннадцати «наукам» и в том числе «Пепину свинству»… — Признание автобиографическое. Подробнее см. выше, прим. к стр. 365 и в кн.: С. Mакашин, Салтыков. Биография. 1, 2-е изд., М. 1951, стр. 128, след.

Неслыханные «публицисты», чудовищная помесь Мессалины и Марата, сумевшие соединить в своем ремесле распутство первой и человеконенавистничество последнего. — Речь идет все о тех же «публицистах» реакционно-охранительной и буржуазно-беспринципной печати — Каткове, Щебальском, Буренине и др. В характеристике этих «публицистов» наряду с именем Мессалины — жены римского императора Клавдия (I в. до н. э.), прославившейся своим распутством, Салтыков пользуется также именем Марата — одного из наиболее выдающихся деятелей Великой французской революции. В отношении к этому имени Салтыков, подобно многим своим современникам, находился в плену буржуазной легенды, превратившей исторический облик этого преданного «друга народа» в химерическую фигуру кровожадного садиста, «человеконенавистника». Салтыков тем легче подпал под влияние этой легенды, что и просветительский морализм его собственного мировоззрения диктовал ему резко отрицательное отношение к террору, хотя бы и революционному. Личность Марата, смело призывавшего народные массы к беспощадной расправе с аристократами — врагами революции, неизменно воспринималась Салтыковым в социально- и политически-отрицательном аспекте (ср. дальше выражение « охотнорядские Мараты»).

Sapienti sat. — Выражение из комедии «Формион» римского комедиографа Публия Теренция. Салтыков употребляет его, здесь и в других местах, в эзоповском значении. Он подчеркивает этими словами, что сказал все, что хотел и могсказать. Об остальном нужно догадываться.

<Письмо третье, редакция, запрещенная цензурой>^*

Начато в середине августа 1881 г. в Висбадене, закончено в конце этого же месяца в Париже [399]. Текст под заглавием «Письма к тетеньке. III» был набран и отпечатан для ОЗ,1881, № 9, но по требованию властей изъят из книжки журнала.

Сохранились две черновых рукописи (№№ 193 и 194) и остаток наборной рукописи (№ 195). Существенные Варианты содержит лишь первая рукопись.

Варианты рукописного текста

(№ 193)

Стр. 471, строка 23 — стр. 472, строка 9. Вместо: «Чиновничество-то, ведь оказывается …» и кончая словами « …пусть растабарывает за себя» — в рукописи:

Пора рассчитаться с чиновничеством! вопиют московские мудрецы купно с берлинскими и лейпцигскими брошюристами. Оно — корень всему злу! Оно своим гнилым либеральничанием (Сквозник-то Дмухановский либерал — раскусите-ка эту штуку!) положило основание смуте, грозящей обществу разрушением! Оно! оно! оно!.. А если оно, так посодействуйте вы, господа! Только, как я уже выше сказал не скопом, а каждый сам за себя!

Стр. 472, строка 27. После: « …вместо него учредить «средостение» — в рукописи:не в форме, однако ж, собрания выборных (которое он иронически называет «палатою зачинщиков»), а в форме «единения», споспешествуемое «оздоровлением корней». Маркиз Шассе-Круазе — громко сетует на упадок нашей общей матери, православной церкви, присовокупляя при сем, что живя …<незакончено>.

Стр. 478, строка 6. После: « …сейчас же выплюнуть» — в рукописи зачеркнуто: