Том 15: Ловушка мертвеца

— О чем ты говоришь, черт возьми?!

Римма принялась рассматривать свои руки. Они были грязные, с трауром под ногтями.

— Всего только о пяти тысячах на лечение.

— Ну и что?

— Я знаю, где их можно достать.

Я глубоко перевел дыхание.

— Бывают минуты, когда мне хочется поколотить тебя, — сказал я. — И ты доведешь меня до этого.

Римма снова хихикнула.

— И все же я знаю, где достать деньги.

— Превосходно. Где же?

— Ларри Ловенштейн мне сказал.

Я засунул руки глубоко в карманы брюк.

— Перестань говорить загадками. Кто этот Ларри Ловенштейн?

— Мой приятель. — Римма откинулась на кровати и оперлась на локти. Вид у нее был ничуть не соблазнительней, чем у тарелки остывшего супа. — Он работает в отделе кадров киностудии и сообщил мне, что в кассе у него иногда хранится по десяти и даже больше тысяч долларов для расплаты со статистами. Замок в кассе — сущий пустяк.

Я закурил, чувствуя, как у меня затряслись руки.

— Какое мне дело до того, сколько денег в кассе киностудии?

— Я думала, мы тихонько проберемся туда и хапнем денежки.

— Нечего сказать, блестящая идея! А ты подумала, как отнесется к этому киностудия? Может, тебе приходилось слышать, что бывает за «хапнем»?

Римма по обыкновению наморщила нос и передернула плечами.

— Просто у меня мелькнула такая мысль. Но если тебя не устраивает, то давай забудем.

— Спасибо за добрый совет. Я так и сделаю.

— Пожалуйста. Поступай, как знаешь. Я-то думала, что ты очень хочешь достать деньги!

— Очень. Только не таким путем.

Римма встала.

— Пойдем куда-нибудь поедим.

— Отправляйся одна. Мне нужно кое-что сделать.

Римма медленно подошла к двери.

— А то пойдем? Я не скупая, угощу. Или, может, тебе гордыня не позволяет поесть за мой счет?

— Моя гордыня тут ни при чем. У меня есть более важное дело, мне надо переговорить с Расти и одолжить у него денег на билет домой. Я уезжаю.

На лице Риммы промелькнуло удивление.

— Это почему же?

— Потому что я без работы. Питаться воздухом я еще не научился и поэтому возвращаюсь домой.

— Ты можешь получить работу в киностудии «Пасифик». Завтра там большие массовые съемки, им нужны статисты.

— Да? Как же это сделать?

— Я тебе помогу. Завтра отправимся туда вместе. Тебе дадут работу. А сейчас пойдем поедим. Я просто умираю от голода.

Я согласился, потому что был голоден и потому, что у меня не хватало сил продолжать спор.

Мы пришли в маленький итальянский ресторан и заказали спагетти, оказавшиеся очень вкусными, и телятину в масле, нарезанную тонкими ломтиками.

— Ширли действительно сказал, что я умею петь? — спросила Римма в середине обеда.

— Сказал. По его словам, он заключит с тобой контракт, как только ты вылечишься.

Она отставила тарелку и закурила.

— Взять деньги в киностудии — проще простого.

— Ни ради тебя, ни ради кого другого я на это не пойду.

— Я думала, что ты в самом деле хочешь помочь мне вылечиться.

— Довольно! Мне осточертело говорить о твоем лечении, и сама ты осточертела.

Кто-то опустил монету в радиолу-автомат. Джой Миллер запела «Некоторые дни». Мы оба внимательно слушали. Миллер пела слишком громко, в ее голосе слышался какой-то металлический оттенок, к тому же она часто фальшивила. Пленка со звукозаписью, лежавшая у меня в кармане, не шла ни в какое сравнение с этой пластинкой.

— Полмиллиона в год! — задумчиво проговорила Римма. — А ведь певица-то она совсем неважная, правда?

— Правда-то правда, и все же гораздо лучше тебя, хотя бы уже потому, что ей не нужно лечиться. Пошли. Я хочу спать.

Мы возвратились в пансион, и Римма остановилась на пороге моей комнаты.

— Если хочешь, можешь ночевать у меня. Я в настроении.

— Чего не могу сказать о себе, — ответил я и захлопнул дверь у нее перед носом.

Я лежал в темноте и думал над словами Риммы: «Взять деньги в киностудии проще простого…» Надо забыть об этом, твердил я себе. Да, мне приходится трудно, но я еще не настолько пал. И все же мысль о деньгах не выходила у меня из головы. Если бы только мне удалось помочь Римме вылечиться…

Размышляя так, я незаметно уснул.

На следующий день, около восьми утра, мы на автобусе поехали в Голливуд. Через главные ворота киностудии «Пасифик» двигался непрерывный поток людей, и мы замешались в толпе.

— Время у нас еще есть, — сказала Римма. — Съемка начнется не раньше десяти. Пойдем, я попрошу Ларри устроить тебя на работу.

Я последовал за ней.

В стороне от главного здания находилось несколько низких одноэтажных домиков. Около одного из них стоял высокий худой человек в вельветовых брюках и в голубой рубашке.

Я возненавидел его с первого взгляда. Плохо выбритый, с бледным одутловатым лицом и близко посаженными, бегающими глазками, он напоминал сутенера, ищущего заработка.

Человек глумливо бросил Римме:

— Хэлло, милашка! Пришла поработать? — Он посмотрел на меня. — А это что за фрукт?

— Мой приятель. Ларри, ты не сможешь его пристроить статистом?

— А почему бы и нет? Чем вас больше, тем веселее. Как зовут?

— Джефф Гордон, — ответила Римма за меня.

— Хорошо, я его беру. — Ларри обратился ко мне: — Отправляйся в студию номер три, дружище. Прямо по аллее, затем второй поворот направо.