— Иди пока один, — сказала Римма. — Мне нужно переговорить с Ларри.
Ловенштейн подмигнул мне:
— Все они хотят переговорить минуточку со мной!
Я пошел по аллее, но на полпути оглянулся. Римма и Ловенштейн направлялись в контору. Он обнял ее за плечи и, склонившись над ней, что-то говорил. Я остановился.
Через несколько минут Римма вышла из конторы и присоединилась ко мне.
— Я взглянула на двери. Ничего хитрого. Замок ящика стола, где хранятся деньги, посложнее, но я сумею его открыть, если хватит времени.
Я промолчал.
— Мы успеем все обделать за сегодняшнюю ночь, — продолжала Римма. — Здесь ведь легко «заблудиться». Кстати, я знаю тут местечко, где можно пересидеть до утра. Видишь, все очень просто.
Мои колебания были недолгими. Я говорил себе, что, если не пойду сейчас на риск, мне придется вернуться домой и вести жалкую жизнь неудачника. Если же я вылечу девушку, то мы оба будем обеспечены.
В ту минуту я думал только о том, какие возможности откроют передо мной десять процентов с полмиллиона долларов.
— Хорошо, — сказал я. — Если ты решилась, я с тобой.
Мы лежали бок о бок в темноте под большой сценой в студии номер три. Уже несколько часов мы провели в этом положении, прислушиваясь к топоту ног над нами, крикам рабочих, готовивших декорации к завтрашней съемке, и к брани чем-то недовольного режиссера.
С утра и до темноты я и Римма работали под жаркими лучами юпитера вместе с другими статистами — толпой никому не нужных людей, цеплявшихся за Голливуд в надежде, что когда-нибудь кто-нибудь их заметит и они засверкают в созвездии других кинозвезд. Пока же они трудились в поте лица своего, и мы, ненавидя их, делали то же самое.
Одну сцену мы повторяли бессчетное количество раз с одиннадцати утра до семи вечера, и, должен признаться, такого трудного дня у меня еще никогда не было.
В конце концов режиссер объявил перерыв.
— Ну, хорошо, ребята! — крикнул он в микрофон. — Приходите завтра ровно в девять в той же одежде, что и сегодня.
Римма взяла меня за руку.
— Держись ко мне поближе и пошевеливайся, когда я дам тебе знать.
Мы тащились в самом конце вереницы усталых, покрытых потом статистов. У меня колотилось сердце, но я не позволял себе задумываться над тем, что мне предстояло сделать.
— Сюда! — шепнула Римма и подтолкнула меня.
Мы незаметно свернули в аллею, ведущую к боковому входу в третью студию, и без всяких осложнений пробрались под сцену. Первые три часа мы лежали тихо, как мыши, опасаясь, что кто-нибудь нас обнаружит, но часам к десяти рабочие разошлись, и мы остались одни.
Нам очень хотелось курить, и мы достали по сигарете. Слабый огонек спички отразился в глазах Риммы, и она, взглянув на меня, сморщила нос.
— Все обойдется как нельзя лучше. Через полчаса мы сможем приступить.
Именно в эту минуту я почувствовал страх.
Должно быть, я совсем сошел с ума, позволив впутать себя в это грязное дело. Если нас поймают…
— Какие у тебя отношения с Ловенштейном? — спросил я.
Римма зашевелилась, и мне показалось, что я задел ее за живое.
— Никаких.
— Так я и поверил! Где ты могла познакомиться с этой скотиной? Он точная копия твоего дружка Уилбора.
— Тебе с твоим изуродованным лицом лучше бы помалкивать. Кого ты из себя корчишь?
Я изо всех сил ущипнул ее за ногу.
— Не смей говорить обо мне!
— А ты не смей обзывать моих друзей.
Тут я понял, кто такой Ловенштейн.
— Теперь я знаю: он снабжает тебя наркотиком.
— Ну, если и снабжает? Должна же я его где-то добывать?
— Кажется, я совсем выжил из ума. И зачем только связался я с тобой!
— Ты ненавидишь меня?
— Ненависть тут ни при чем.
— Да, ты не первый, кто не захотел лечь со мной в постель, — обиженно ответила она.
— Девушки и женщины меня сейчас не интересуют.
— Ты в таком же отчаянном положении, как и я, только не даешь себе отчета.
— Да замолчи же ты наконец, — чуть не крикнул я, окончательно выходя из себя.
— Теперь и я кое-что тебе скажу, — как ни в чем не бывало продолжала Римма. — Я тоже ненавижу тебя. Понимаю, ты человек хороший и хочешь мне добра, и все равно ненавижу. Никогда не забуду, как ты грозился обратиться в полицию. Берегись, Джефф! Я с тобой расплачусь за все, если даже мы будем работать вместе.
— Если ты только выкинешь какой-нибудь номер, — сердито ответил я, поворачивая голову в ее сторону, — я тебя вздую. Да, да! Тебе нужна хорошая взбучка.
Римма хихикнула.
— Сколько времени? — спросила она.
Я посмотрел на светящиеся стрелки часов.
— Половина одиннадцатого.
— Пора.
У меня снова екнуло сердце.
— А охранники тут есть?
— Охранники? Зачем они тут?
Римма поползла вперед, и я последовал за ней. Через несколько секунд мы оказались около выхода из студии и прислушались.
Вокруг царила мертвая тишина.
— Я пойду первая, — шепнула Римма. — Держись поближе.
Мы выбрались в темноту душной ночи. Светили звезды, но луна еще не взошла. Я заметил, что Римма остановилась и стала вглядываться в том же направлении, что и я.