— Давай-ка лучше пойдем куда-нибудь, где можно поговорить, — сказал я внезапно охрипшим голосом.
Римма удивленно подняла брови.
— Я не хочу тебя ставить в неудобное положение, ты теперь большой человек. Если твои богатые дружки встретят тебя в моем обществе, они черт знает что подумают.
— Да, но тут невозможно разговаривать. Пойдем посидим в машине.
Римма отрицательно покачала головой.
— Будем говорить здесь. Не обращай внимания на Джо. Он глухой, как столб. Ты не закажешь мне что-нибудь выпить?
— Можешь заказывать себе все, что твоей душе угодно.
Она встала, подошла к конторке администратора (негр, хмурясь, отодвинулся от нее) и нажала кнопку звонка.
Откуда-то появился рослый полный итальянец с жирными черными волосами и густой щетиной на подбородке. На нем была грязная ковбойка и еще более грязные фланелевые брюки.
— Тонни, бутылку виски, два стакана и графин содовой, — распорядилась Римма. — Да поживее.
Итальянец мрачно взглянул на Римму.
— А кто будет платить?
Римма кивком указала на меня.
— Он… Поторапливайся.
Черные, налитые кровью глаза итальянца на мгновение задержались на мне. Он кивнул и скрылся в глубине холла.
Я пододвинул к креслу Риммы бамбуковый стул и сел так, чтобы видеть вход в вестибюль.
Римма вернулась на свое место. Пока она шла, я успел заметить и ее порванные чулки, и донельзя изношенные, чудом державшиеся на ногах туфли.
— Ну, прямо-таки как старые добрые времена, правда? — заметила она, усаживаясь. — Только ты теперь женатый человек. — Римма вынула сигареты, снова закурила и выпустила дым через нос. — Ты не потерял времени даром, особенно если учесть, что мог бы все эти годы торчать за тюремной решеткой, а то и гнить в земле где-нибудь в уголке тюремного двора.
Итальянец принес виски. Я уплатил, и он, бросив на меня пристальный взгляд, снова исчез на кухне.
Римма трясущейся рукой налила себе почти полный стакан виски и пододвинула бутылку мне. Я даже не притронулся к ней. Римма жадно проглотила половину того, что было в стакане, и лишь после этого разбавила оставшееся в стакане виски содовой водой.
— А тебе, видно, и говорить-то не о чем, да? — спросила она, не сводя с меня глаз. — Как ты жил все эти годы? Вспоминал хоть иногда обо мне?
— Вспоминал.
— Задумывался, как я живу, что со мной?
Я промолчал.
— У тебя сохранилась пленка с записью моего голоса?
От пленки я отделался еще в Лос-Анджелесе, до возвращения домой, желая уничтожить все, что могло напомнить мне Римму.
— Нет, она где-то затерялась, — безучастно ответил я.
— Жаль. Хорошая была пленка. — Римма отхлебнула виски. — Ей цены нет. А я-то надеялась, что она у тебя, и я смогу ее продать.
Дело шло к развязке. Я ждал.
Римма пожала плечами.
— Ну, раз уж ты потерял пленку, а деньги у тебя теперь водятся, ты, конечно, не откажешься заплатить мне за нее.
— И не подумаю.
Римма допила виски и снова наполнила стакан.
— Так. Значит, ты женился. Выходит, изменил свою точку зрения на женщин? А я думала, что женщины тебя вообще не интересуют.
— Знаешь, Римма, давай прекратим этот бессмысленный разговор. Каждый из нас живет, как ему нравится. Ты упустила возможность жить иначе, а я не упустил.
Римма подняла голову и взглянула мне прямо в глаза.
— Твоя жена знает, что ты убил человека? — спросила она.
— Никого я не убивал, — твердо ответил я. — И не впутывай мою жену.
— Хорошо, хорошо. Если ты так уверен, что никого не убивал, то, надо думать, не станешь возражать, если я отправлюсь к фараонам и скажу им, что ты убийца.
— Послушай, Римма, ты же отлично знаешь, что охранника застрелила ты сама. Неужели поверят тебе, а не мне? Давай прекратим этот разговор.
— Я глазам своим от радости не поверила, когда увидела в журнале «Лайф» твою фотографию. Кстати, какой у тебя роскошный кабинет! Так вот. Я едва-едва успела попасть вовремя в Голланд-Сити, чтобы не пропустить телепередачу. Выходит, ты отхватишь шестьдесят тысяч долларов чистоганом? Уйма денег. Сколько ты отвалишь мне?
— Ни цента. Ясно?
Римма рассмеялась.
— Ясно, что отвалишь. В виде компенсации за утерянную пленку. По моим подсчетам она стоит шестьдесят тысяч долларов, а может, и больше.
— Если ты попытаешься меня шантажировать, я сообщу о тебе в полицию.
Она допила виски и некоторое время вертела в пальцах пустой стакан, посматривая на меня равнодушными глазами.
— Вот что, Джефф. Я ведь сохранила тот револьвер. Полиция в Лос-Анджелесе знает твои приметы. Она разыскивает по подозрению в убийстве человека с полуопущенным веком и шрамом на подбородке. Мне остается только зайти в ближайший участок и заявить, что ты и я — вот те двое, с кем жаждет познакомиться полиция. А если к тому же я преподнесу полицейским револьвер, можешь уже сейчас собираться в камеру для смертников. Нет ничего легче и проще.
— Ну, как сказать. Если даже полиция поверит тебе, а не мне, ты все равно окажешься сообщницей и тоже отправишься в тюрьму. Не забывай об этом.
Римма откинула голову и снова засмеялась резким, неприятным смехом.