Том 15. На Рио-де-Ла-Плате

— Я действительно думал, что вопрос адресован сеньору Кадера, и искренно радовался фамильярным отношениям, сложившимся между аргентинским генералом и его подчиненным.

— Слушай, ты! Ты знаешь, у кого находишься?

— Конечно, у тебя!

Он отшатнулся. Оба офицера, сидевшие за другим столом, вскочили со своих мест, а майор угрожающе схватил меня за руку.

— Chispas![128] — крикнул генерал. — Слышали ли вы когда-нибудь такое? Этот подлец смеет мне говорить «ты»!

— Еще удивительнее, когда генерал говорит «ты» подлецу! — ответил я.

Оба офицера схватились за свои сабли. Майор встряхнул меня, взялся за дверную ручку и спросил:

— Звать палача, сеньор генерал?

Тот покачал головой, снова подошел к своему стулу, уселся и произнес:

— Нет! На такого парня нечего обижаться. Вы были правы, майор, когда описывали мне этого человека. От него всего можно ожидать. Ничто не может его характеризовать лучше, чем то, что он отваживается обращаться ко мне на «ты». Сохраняем спокойствие! Он еще успеет понять, чем это кончается.

Генерал снова заговорил со мной:

— Вы родились в Германии?

— Да, сеньор, — вежливо отвечал я.

— Кто вы?

— Ученый.

— Ojala![129] Если в вашем отечестве такие ученые, то я предпочел бы познакомиться с кем-нибудь неученым, необразованным!

— Таких в Германии нет, ведь ни одному немцу не придет в голову обращаться к иностранцу на «ты». Для этого немцы слишком уважают себя. Даже самый жалкий батрак так не поступит.

— А вы знаете, что я могу стереть вас в порошок?

— Не знаю, да и не верю в это. Германца непросто стереть в порошок. Я не понимаю вообще, с какой стати вы разговариваете со мной подобным тоном. Пусть вы и генерал, это еще не повод, чтобы унижать человека. Быть может, простой немецкий сержант знает и умеет больше, чем вы. Впрочем, я не задаюсь подобным вопросом, потому что мне все это безразлично. Правда, я хочу спросить: по какому праву вы называете меня подлецом? Вы что, знаете меня? Вы интересовались, почему я стою здесь перед вами? Вы можете с уверенностью сказать, что вас не обманули? Подлецы — это те, кто приволок меня сюда; я требую, чтобы вы их наказали!

Я выпалил все это так стремительно, что невозможно было меня перебить. Выражение их лиц стало совершенно неописуемым. Они не отводили от меня глаз. Генерал выглядел так, словно получил дюжину оплеух, сам не знаю от кого. Мое поведение было вовсе не вызывающим. Я хорошо знал, чего добивался. Мне вообще незачем было опасаться этих четверых. Едва войдя сюда и оглядевшись, я уяснил всю ситуацию. Окна были так малы, что с улицы никто не смог бы проникнуть сквозь них. Дверь запиралась изнутри. Генерал был не вооружен, его сабля висела на стене. Оба офицера не имели при себе ничего кроме сабель. А майор? Он стоял рядом со мной.

Итак, все они оцепенело глядели на меня, пока генерал, повернувшись к окну, не промолвил:

— Садитесь, сеньоры! Это сумасшедший. Не будем на него обижаться. Лучше послушаем те нелепости, которые он готов наговорить.

— Пожалуйста! — вмешался я. — А могу я вначале узнать, что за нелепейшие обвинения выдвинуты против меня?

— Нет, мой дорогой, это лишнее. Я не желаю второй раз выслушивать одну и ту же историю. Ответьте просто на следующие вопросы: это вы напали на майора Кадеру?

— Да, после того как он напал на меня.

— Вы знаете некоего сеньора Эскильо Анибала Андаро?

— Да.

— Где вы с ним познакомились?

— В Монтевидео.

— При каких обстоятельствах?

— Он принял меня за полковника Латорре.

— Достаточно. Остальное мне не нужно знать. Подойдите-ка к окну и выгляните!

Я повиновался.

— Что вы видите?

— Дюжину солдат, марширующих возле двери.

— Чем они вооружены?

— Ружьями.

— Из этих ружей вас расстреляют! Через десять минут в вас всадят дюжину пуль.

Он сказал это совершенно серьезно. Я повернулся от окна к двери, встал возле майора и сказал:

— Сеньор, мне очень тяжело слышать это слово, которое вы произнесли не задумываясь. Хотя я и ответил на ваши вопросы, но вопросы касаются отдельных, разрозненных фактов, на самом деле все происходило иначе, чем вы полагаете. Я ничего не сделал, что заслуживало бы этого сурового наказания, по крайней мере, не совершил ни одного преступления, караемого смертью. И, будь наоборот, я все равно бы имел право потребовать, чтобы меня судили компетентным судом!

— Именно это и произошло. Два этих господина были членами состава суда, я — его председателем. Этого достаточно.

— Ах так! А мой адвокат?

— Лишнее.

— Лишнее! А я сам, обвиняемый? Где я был во время допроса?

— Вы не понадобились. Здесь введено военное положение. Вы покушались на одного из наших офицеров. И за это вы будете расстреляны!

— И я не могу обжаловать этот приговор?

— Нет. Генералиссимус наделил меня самыми широкими полномочиями.

— И как зовут этого сеньориссимуса?

— Лопес Хордан.

— Хордан! Тот самый, с кем мне нужно переговорить.

— Его нет здесь. И даже если бы он присутствовал, то я не выполнил бы эту просьбу. Я не могу обременять его подобными делами.

— А что произойдет с моими спутниками?

— Их зачислят в солдаты.

— Тогда я заявляю вам, что мне нужно сообщить Лопесу Хордану нечто крайне важное.