Том 15. Письма 1834-1881

А сколько беспокойств! Сколько дрязг! Пощадили бы хоть меня! Аполлон Николаевич, ради Бога, напишите мне о Паше и о том, какие у них дрязги с Эмилией Федоровной! Положим, это вздор, но для меня-то важно. Эмилия Федоровна хоть ничего мне не писала о Паше, но прислала мне на днях письмо с укорами. Это люди с удивительным рассуждением. Правда, они бедны, но ведь я могу только сделать то, что могу.

Послушайте, Аполлон Николаевич, есть у меня и еще до Вас просьба. Можете сделать — сделайте, а нет — так и не делайте. И, ради Бога, не утруждайте себя. Труда, положим, немного, но просьба деликатная. Дело в том же Базунове. Прошу Вас очень зайти к нему в лавку и спросить его: расположен он или нет издать «Идиота» за 2000? (Я не хочу спускать на 1500.) С Базуновым Александром Федоровичем, как Вы, может быть, сами знаете, можно говорить прямо. При этом никаких стараний с Вашей стороны и особенно никаких упрашиваний, — разве (по дружбе), если б завязался разговор (Базунов любит спрашивать совета), сказать доброе слово об «Идиоте». Но главное — никакой особой горячности. Узнав — написать ко мне. Ну вот и вся просьба.

Конечно, конечно, Вы бы мне в этом (деле для меня очень важном, несмотря на то что я сбавлять не хочу, и если «нет»— то как угодно, своего не потеряю, сам издам или подожду), — Вы бы мне в этой просьбе не отказали. Но вот в чем щекотливость дела: то, что я это дело ведь ей поручил и даже под секретом, хотя в то же время уведомил ее, что и Вас извещу. Так не обиделась бы она тем, что я мимо нее Вас прошу? И в то же время чем же тут, однако же, обижаться, тем более что ей известно, что Вы про это дело должны узнать от меня. Кроме того, она же ведь мне не отвечает, несмотря на то что необходимое время проходит, а между тем дело это для меня важное. Хоть бы уведомила меня, что не хочет брать на себя поручения, тогда бы у меня, по крайней мере, были руки развязаны, а то ни слуху ни духу. ^*Впрочем, думаю, что ничего, то есть никакой щекотливости не составило бы, если б Вы, например, зайдя к Базунову, спросили от меня: не было ли ему от меня какого-нибудь предложения об издании «Идиота»? А там, судя по разговору, поговорить с ним и об условиях. Ну так вот в этом — покорнейшая просьба моя к Вам, Аполлон Николаевич! Можете — сделайте, очень прошу Вас. Разумеется, я Вас не кончать дело прошу (потому что его и нельзя кончать, ибо тут нужен контракт и доверенность), а только начать, то есть узнать, расположен ли Базунов и верно ли его слово, и уведомить меня об этом хоть двумя словами. Ради Бога, только не пеняйте на меня и не браните меня за то, что я Вас всё утруждаю и мучаю.

Впрочем, считаю нужным дать Вам знать, что я, на днях, пишу к Марье Григорьевне и прошу ее дело о Базунове оставить в покое, а просьбу мою к ней считать как бы и не существовавшею. Это бы я написал ей и без того, то есть если б и не думал Вас просить о Базунове. А лучше всего, лучше всего — если б Вы взяли на себя труд повидать самое Марью Григорьевну и просто спросить ее: делала ли она что-нибудь по моему делу или забыла о нем! Но боюсь утруждать Вас, слишком уж много ходьбы.

Я всё еще надеюсь скоро отсюдова выехать и опять-таки в Дрезден. Письма, ко мне адресуемые в Дрезден, перешлются ко мне сюда, во Флоренцию, если б я остался во Флоренции, потому что я уже списался с дрезденским почтамтом. Но это крайний случай, и я все-таки надеюсь, что выеду в Дрезден отсюдова скоро, а потому, если захотите мне написать (чего буду ждать с алчностию), то пишите отныне во всяком случае по следующему адрессу: Allemagne, Saxe, Dresden, `a M-r Th'eodore Dosty, poste restante.

Собственно переезд в Дрезден совершается нами по многим и необходимым соображениям, а главное — это город испытанный, сравнительно дешевый, даже с знакомыми, и там-то Анна Григорьевна предполагает осуществить свои надежды. (Это будет к началу сентября, то есть надежды). Анна Григорьевна горячо Вас благодарит за Ваши добрые слова, она часто об Вас вспоминает и всё по России тоскует. Я очень рад, что теперешнее занятиеразвлечет несколько ее тоску. До свидания, друг мой! Три листка написал, а что сообщил? Ничего. Слишком уж долго мы были разлучены, а от разлуки слишком много накопляется непонятного. Всё, что у вас в Петербурге делается, до меня отчасти доходит: имею «Русский вестник», «Зарю» и читаю «Голос», который здесь в библиотеке ^*получается. Как Вам нравится «Россия и Европа» Данилевского? По-моему, это произведение — важное в последней степени, но боюсь, что оно у них в журнале недостаточно выставлено. ^*«Комедию о Фроле Скобееве» Аверкиева я считаю лучшим произведением за нынешний год. С первого чтения был даже в восторге; теперь, со второго чтения, стал смотреть поосторожнее. ^*Жму Вам руку крепко и обнимаю Вас.

Ваш весь и всегда Федор Достоевский.

142. А. Н. Майкову 27 октября (8 ноября) 1869. Дрезден

Дрезден, 27 октября / 8 ноября /69.