Том 15. Письма 1834-1881

Благодарю Вас, добрейший Николай Николаевич, за скорый ответ, но письмо Ваше меня испугало, во-первых, за Вас: мне кажется, что я вовлек Вас, из-за себя, в неприятности с Кашпиревым. Как бы я не желал этого! Впрочем, может, я не так хорошо понял Ваше письмо. Во всяком случае благодарю Вас за старание обо мне. Отказ Кашпирева меня поразил, ^*и я теперь совершенно не понимаю, что буду делать. Время же самое критическое для меня: из тех 500 руб. я ничего не сохранил — именно рассчитывая на постоянную присылку. Как и чем я продержусь, и придумать не могу. Ребенок болен, и расходы усиленные. Знакомств у меня здесь почти никаких, а в «Русский вестник» я положительно не желал бы обращаться с просьбами до положенного мною срока. ^*

Мне случайно достался здесь «Вестник Европы» за нынешний год, и я просмотрел все нумера. Меня изумило даже. Неужели такая неслыханная еще до сих пор у нас посредственность(разве исключая булгаринскую «Северную пчелу») — могла иметь подобный успех (6000 экземпляров и 2-е издание!). Вот что значит всем по плечу. Какое подлое подлаживание под уличное мнение. Самая последняя казенщина либерализма! Вот что, значит, успевает у нас! Издают, впрочем, ловко, в 1-е число каждого месяца, и литераторов много, ^*Я прочел, между прочим, «Казнь Тропмана» Тургенева. ^* Вы можете иметь другое мнение, Николай Николаевич, но меня эта напыщенная и щепетильная статья возмутила. Почему он всё конфузится и твердит, что не имел права тут быть? Да, конечно, если только на спектакль пришел; но человек, на поверхности земной, не имеет права отвертываться и игнорировать то, что происходит на земле, и есть высшие нравственныепричины на то. Homo sum et nihil humanum… [100]и т. д. ^*Всего комичнее, что он в конце отвертывается и не видит, как казнят в последнюю минуту: «Смотрите, господа, как я деликатно воспитан! Не мог выдержать». ^*Впрочем, он себя выдает: главное впечатление статьи в результате — ужасная забота, до последней щепетильности, о себе, о своей целости и своем спокойствии, и это в виду отрубленной головы! ^*Плевать, впрочем, на них всех. Надоели они мне ужасно. Я считаю Тургенева самым исписавшимся из всех исписавшихся русских писателей, ^*— что бы Вы ни писали «за Тургенева», Никол<ай> Николаевич, — уж простите. ^*

С мнениями Вашими о Вашей деятельности еще раз в высочайшей степени не согласен. ^*

А как бы славно было хоть на минутку увидеться. И отчего бы Вам не съездить на месяц за границу? Двести рублей с проездом, не более, а если 300 — то и по Европе можно проехать. Заехали бы в Дрезден, повидались бы. Разве нельзя?

До свидания, благодарю Вас еще раз. Не оставьте меня, позаботьтесь — если только можно.

Ваш весь Федор Достоевский.

Анна Григорьевна Вам кланяется. Она совсем измучена и кормлением и заботами. А тут еще эти неприятности!

149. M. H. Каткову 8 (20) октября 1870. Дрезден

Дрезден, 8/20 октября 1870 г.

Милостивый государь

многоуважаемый Михаил Никифорович,

Я выслал сегодня в редакцию «Русского вестника» всего только первую половину первой части моего романа «Бесы». Но в очень скором времени вышлю и вторую половину первой части. ^*Всех частей будет три;каждая от 10 до 12 листов. Теперь замедления не будет.

Если Вы решите печатать мое сочинение с будущего года, ^*то мне кажется необходимо, чтоб я известил Вас предварительно, хотя бы в двух словах, об чем собственно будет идти дело в моем романе.

Одним из числа крупнейших происшествий моего рассказа будет известное в Москве убийство Нечаевым Иванова. Спешу оговориться: ни Нечаева, ни Иванова, ни обстоятельств того убийства я не знал и совсем не знаю, кроме как из газет. ^*Да если б и знал, то не стал бы копировать. Я только беру совершившийся факт. Моя фантазия может в высшей степени разниться с бывшей действительностью, и мой Петр Верховенский может нисколько не походить на Нечаева; но мне кажется, что в пораженном уме моем создалось воображением то лицо, тот тип, который соответствует этому злодейству. Без сомнения, небесполезно выставить такого человека; но он один не соблазнил бы меня. По-моему, эти жалкие уродства не стоят литературы. К собственному моему удивлению, это лицо наполовину выходит у меня лицом комическим. ^*И потому, несмотря на то что всё это происшествие занимает один из первых планов романа, оно тем не менее — только аксессуар и обстановка действий другого лица, которое действительно могло бы назваться главным лицом романа.