Том 16. Книга 2. Мелочи жизни

С этой, очень высокой точки зрения, в самом деле: «Все, что наполняло его <Имярека> жизнь, представлялось ему сновидением».

Итак, в глубоко личной форме скорбной исповеди-«самообвинения» (Елисеев) был выражен кризис «старой народнической демократии», демократической мысли, завершавший ее развитие в 80-е годы.

IV

Социальная и политическая структура пореформенной России вообще и России 80-х годов, в частности, исследована в «Мелочах жизни» глубоко и проницательно. Это художественно-публицистическое исследование создает основу для кардинальных выводов о будущности, ожидающей русское общество.

На первом плане яркой картины русской жизни, естественно, стоит деревня — в момент перехода от патриархальной устойчивости дореформенного строя жизни к новым формам социальных отношений и хозяйствования, — в «момент общественного разложения». Уже во «Введении», давая беглую зарисовку крестьянского мира и крестьянской семьи, Салтыков заключал: «Хиреет русская деревня, с каждым годом все больше и больше беднеет».

С разной степенью обстоятельности и персонификации представлены Салтыковым в первом разделе цикла — «На лоне природы и сельскохозяйственных ухищрений» — все главные фигуры современной русской деревни: мужик («хозяйственный мужичок» — «мироеды» — «гольтепа»), сельский священник, помещик («равнодушный» — «убежденный» — хозяйствующий с помощью «прижимки»).

Классификация Салтыкова достаточно точно отражает состояние деревни.

«Хозяйственный мужичок» представляет тот еще очень устойчивый тип русского крестьянина, который вышел из недр старой русской деревни, из патриархального крестьянства как сословия феодального общественного строя. (Роль этого слоя русской деревни в истории России проанализирована В. И. Лениным в статьях о Л. Толстом.)

Как Л. Толстой, так и народники на особой «природе» русского мужика основывали свои общественные и нравственные идеалы. Особую «природу» «хозяйственного мужичка» отмечает и Салтыков. Но для него — это просто констатация факта, из которого делаются выводы скорее отрицательного свойства.

Безысходным, почти каторжным трудом, трудом «коняги» добился «хозяйственный мужичок» своего идеала — «полной чаши».

Каков же итог этого «жизнестроительства»?

Крестьянская семья превратилась в чисто хозяйственную единицу («горячее чувство любви заменилось простою формальностью»), сохраняющуюся лишь благодаря главе ее. И если сам «хозяйственный мужичок» «чужд кровопивства» в силу устойчивых традиций патриархального прошлого, то сыновья его, со своим «стремлением к особничеству», едва ли не глядят в «мироеды»; ведь от «полной чаши» «до мироедства — один только шаг…» (В. И. Ленин заметил: «Или кулак не имеет ничего общего с хозяйственным мужичком?» [103]).

А главное (для Салтыкова): «С какой стороны подойти к этому разумному мужику? Каким образом уверить его, что не о хлебе едином жив бывает человек?»

Этот заключительный аккорд очерка о «хозяйственном мужичке» объясняет, почему далее следует этюд о «хозяйственном священнике», подобно мужику занятом «мелочным» «жизнестроительством» во имя «хлеба единого». В самом этом сочетании слов «хозяйственный священник» не содержится ли непримиримое contradictio in adjecto? Впрочем, этот симпатичный автору священник старого времени, «не отказавшийся от личного сельскохозяйственного труда», сменяется фигурой, соответствующей новому, денежному времени («отдает свой земельный участок в кортому») и, по-видимому, тем более чуждой своему назначению — напоминать мужику о том, что «не хлебом единым жив бывает человек».

Изображая современного помещика, Салтыков предпринимает анализ состояния дворянского землевладения и хозяйствования в пореформенное время. Крупное землевладение, основанное на системе «оброчных статей» и, тем самым, превращавшееся в капиталистическое предприятие, в котором сам владелец не принимал никакого участия, не дает, по Салтыкову, представления об особенностях современного помещичьего хозяйствования. Мелкопоместный дворянин, разоренный реформой, исчез из деревни, уступив свое место «разночинцу» или «мироеду». Помещик «средней руки» является основной фигурой среди дворян-землевладельцев.

Таким образом, и в этом случае салтыковская классификация отражает «момент общественного разложения».

Но и помещики «средней руки» — не все на одно лицо. Салтыков делит их на три типа: «равнодушный», «убежденный», ведущий свое хозяйство с помощью «прижимки». Оставляя в стороне «равнодушного», Салтыков персонифицирует две последние категории. «Убежденный помещик» пытается вести хозяйство на новых, усовершенствованных основаниях (своей «убежденностью», верой в то, что «сельское хозяйство составляет главную основу благосостояния страны», он напоминает толстовского Константина Левина). В результате же оказывается, что его «руководящий труд» бесполезен. Переданное на руки старосте «хозяйство идет хоть и не так красиво, как прежде, но стоит дешевле. Дохода очищается <как и прежде> триста рублей».