Том 16. Статьи. Рецензии. Заметки 1881-1902

В 1890 г. Чехов вернулся к своим старым записям в связи с тем, что А. С. Суворин, для собственной работы, спрашивал Чехова о падучей болезни, о ее признаках, о том, мог ли зарезать себя, в припадке падучей болезни, маленький царевич Димитрий. Суворин в это время печатал в «Новом времени» критические очерки о Дмитрии Самозванце, впоследствии изданные отдельно. Чехов написал Суворину компетентно — и как врач, и как историк: «…Вы, не специалист, не разберетесь в медицинском хаосе. Я возьму клочок бумаги и вкратце набросаю Вам все, что нужно, и объясню, буде сумею. Зарезать себя мальчик мог. Известно ли, какой нож был у него в руках? Но главное — падучая была у него наследственная, которая была бы у него и в старости, если бы он остался жив. Стало быть, самозванец был в самом деле самозванцем, так как падучей у него не было. Когда случится писать об этом, то скажите, что сию Америку открыл врач Чехов, — больше мне от Вас ничего не нужно» (см. т. IV Писем, стр. 42). Маленькое открытие Чехова зафиксировано им в материалах к «Врачебному делу» (см. VIII). Оно не пригодилось историкам, но оно говорит о большой внимательности Чехова, о своего рода исторической наблюдательности врача.

Чехов просил Суворина отметить, что «сию Америку открыл доктор Чехов». (Прямой ссылки на Чехова мы у Суворина не обнаружили, но в его книге «О Дмитрии Самозванце», где собраны очерки, читаем: «Об эпилепсии Самозванца современники могли и молчать, да и припадки могли быть редки и он их тщательно скрывал. А если Самозванец был эпилептик, он — Димитрий» — СПб., 1906, стр. 142.) Эта просьба Чехова — единственная. Даже свою заметку «От какой болезни умер Ирод?» Чехов напечатал под псевдонимом и авторство свое всегда скрывал, совсем не стремясь к известности. Скрывал он и вообще свои занятия историей медицины. Не стали ли они представляться ему какой-то формой ухода от действительности? Намек на это ощутим в рассказе 1888 г. «Житейская мелочь», где описаны мечты практикующего врача «сидеть в башенке с одним окошком, прислушиваться к печальному звону и писать историю медицины в России» (впоследствии рассказ назван «Неприятность»; цитируемое место из рассказа в окончательном варианте было убрано — см. т. VII Сочинений, стр. 534. На связь его с «Врачебным делом» обратил внимание еще С. Д. Балухатый — см. Чехов и его среда, стр. 108, 109). Доктор А. А. Архангельский вспоминает свой разговор с Чеховым по поводу написанного им «Отчета по осмотру русских психиатрических заведений»: «А. П. заинтересовался „Отчетом“, пересмотрел его, тщательно прочел его заключительную часть и обратился ко мне с вопросом: „А ведь хорошо бы описать так же тюрьмы, как вы думаете?“»

Разговор Чехова с Архангельским относится к началу 1887 г. (изданный отчет помечен: 12 июня 1887 г., Воскресенск). Значит, в начале 1887 г. Чехов уже стремился придать своим научным интересам более общественно важный характер, осуществить их в формах, наиболее приспособленных к непосредственному воздействию на реальную жизнь его современников. Вскоре Чехов принял решение поехать на Сахалин, и если в дальнейшем история медицины и продолжала в какой-то степени его интересовать, то уже не как замысел диссертационной работы.

Позднее, после Сахалина, Чехов задумал еще одну работу научного плана, но уже в области просвещения: «Я готовлю материал для книги, вроде „Сахалина“, в которой изображу все 60 земских школ нашего уезда, взявши исключительно их бытовую, хозяйственную сторону. Это земцам на потребу» (письмо Суворину от 14 декабря 1896 г.). Эта работа не была осуществлена из-за ухудшения здоровья и необходимости покинуть Серпуховской уезд, переехать в Ялту. Но от этой работы не осталось такого весомого результата, как рукопись «Врачебное дело в России», говорящая прежде всего о том, как много времени и труда было затрачено на неосуществившуюся диссертацию. Кстати, и сам факт сохранности этой рукописи не случаен — ведь известно, что Чехов уничтожал свои черновики, не хранил ничего лишнего. Значит, в этих материалах он видел ценность, быть может — собирался опять к ним обратиться или что-нибудь в них почерпнуть.

Следует отметить, что, заинтересовавшись историей медицины в чисто врачебном аспекте, Чехов, однако, подошел к этой теме с широких гуманитарных позиций. Его интересовали давно прошедшие войны, эпидемии, «глады», быт и нравы людей, жестокость казней и людоедства, которые соседствовали с разумностью и веселостью народной жизни. Именно сочетание толкового и бессмысленного, мудрости народного опыта и нелепости суеверий видит Чехов у истоков народной медицины, фиксируя в своих записях то и другое.