Том 17. Джимми Питт и другие

— Вот и славно, — сказал наместник. — А как насчет налога на овец? Не станете возражать?

— Нет.

— А налог на коров?

— Самое то.

— На хлеб, на булочки, на лимонад?

— Лучше не придумаешь.

— Великолепно. Выходит, вы всем довольны?

— Еще бы!

— А остальной народ, как вам кажется?

— Тоже!

— И вы согласны? — спросил он Вальтера и Вернера.

— Да-да, ваше превосходительство! — вскричали те.

— Значит, все в порядке, — сказал Геслер. — Так я и думал: здравого смысла вам не занимать. Внесите небольшую сумму — шляпу вам протянет служащий слева от меня — за потраченное на вас время, а вы — (Арнольду Мельхталю) — добавьте скромную компенсацию за имперское масло, и мы останемся довольны друг другом. Уже? Вот и славно. До свидания, не споткнитесь на пороге.

Когда он закончил речь, троих представителей народа Швейцарии вывели из аудиенц-зала.

ГЛАВА II

Их встретила на улице толпа сограждан, которые по очереди подслушивали у замочной скважины парадного входа. Поскольку аудиенц-зал был с другой стороны дворца, через две двери, лестничный пролет и длинный коридор слышно было не очень хорошо, так что сограждане окружили вышедшую троицу и забросали вопросами.

— Он отменил налог на варенье? — спросил Ульрих, кузнец.

— Что с налогом на печенье? — воскликнул Клаус Флюе, городской трубочист, большой любитель печенья-ассорти.

— Да ну их, чай и печенье! — вскричал его сосед, Майер Сарнен. — Я желаю знать, будем ли мы платить за овечьи стада.

— Что вообще сказал наместник? — спросил Иост Вайлер, человек практичный и прямолинейный.

Трое представителей нерешительно переглянулись.

— Н-ну, — решился наконец Вернер Штауффахер, — коли на то пошло, говорить он почти не говорил. Больше дела, меньше слов, сами понимаете.

— Я бы характеризовал его превосходительство наместника, — объяснил Вальтер Фюрст, — как трудного оппонента. Ему пальца в рот не клади.

Услышав про пальцы, Арнольд Мельхталь испустил стон.

— Короче, — продолжал Вальтер, — в ходе нашей краткой но интересной беседы он нас убедил. Ничего не выйдет, придется платить налоги, как раньше.

Воцарилась мертвая тишина. Несколько минут все обменивались разочарованными взглядами.

Молчание нарушил Арнольд Сева. Его не выбрали представителем, поэтому он затаил обиду и воображал, что все обошлось бы, будь он на их месте.

— В сущности, — съязвил он, — вы трое не справились с поручением. Не называя имен, рискну предположить, что кое-кто в нашем городе зарекомендовал бы себя лучше. В таких тонких материях нужен, если можно так выразиться, такт. Такт — вот что нужно. Конечно, если хочется выскочить у наместника под носом…

— Мы не выскакивали, — сказал Вальтер Фюрст.

— …с криком «отмените все налоги»…

— Мы не кричали, — сказал Вальтер Фюрст.

— Я не могу говорить, когда меня постоянно перебивают, — упрекнул Арнольд Сева. — Так вот, я продолжаю: необходимо прибегнуть к такту. Такт — вот что нужно. Избрали бы представителем швейцарского народа меня — заметьте, я не говорю «должны были», просто если бы избрали — я принял бы такую линию поведения. Твердым шагом, но без развязности, войдя в приемную тирана, я бы сгладил неловкость, отпустив невинное замечание о погоде. Как только беседа завязалась, остальное, считайте, сделано. Я бы выразил надежду, что его превосходительство хорошо пообедал. Когда разговор заходит о еде, нет ничего проще, как заметить, насколько излишни налоги на пищевые продукты, и все было бы благополучно слажено, подожди вы немного. Я не намекаю, кого следовало выбрать, просто поясняю, как бы я действовал, будучи представителем швейцарского народа.

Арнольд Сева с оскорбленным видом подкрутил усы. Друзья немедленно предложили дать ему шанс, ободренные сограждане отвечали согласным гулом. В итоге колокольчик У входа во дворец снова зазвонил, Арнольд Сева вошел, и Дверь за ним захлопнулась.

Через пять минут он вышел, посасывая левый указательный палец.

— Нет, — произнес он, — не вышло. Тиран меня убедил.

— Я знал, что так и будет, — сказал Арнольд Мельхталь.

— Могли бы предупредить, — отрезал Арнольд Сева, приплясывая от боли.

— Горячее оно?

— Кипящее.

— А!

— Значит, он не отстанет со своими налогами? — раздались в толпе огорченные голоса.

— Нет.

— Тогда нечего делать, — провозгласил Вальтер Фюрст, вдохнув поглубже, — придется бунтовать!

— Бунтовать? — закричали все.

— Бунтовать, — твердо ответствовал Вальтер.

— Вперед! — восклицали все.

— Долой тирана! — кричал Вальтер Фюрст.

— Долой налоги! — ревели в толпе.

Воцарилось невиданное воодушевление. Последнее слово осталось за Вернером Штауффахером.

— Нам нужен предводитель.

— Я не собираюсь навязываться, — начал Арнольд Сева, — но должен сказать, когда речь идет о руководстве…

— У меня есть кое-кто на примете, — сказал Вернер Шта-уффахер. — Вильгельм Телль.

— Ура Вильгельму Теллю! — грянула толпа и, по знаку Вернера Штауффахера, запела старинный швейцарский хорал:

«Каравай, каравай,
Кого любишь, выбирай!»

Напевшись до хрипоты, они отправились по домам немного поспать перед дневными трудами.

ГЛАВА III