Том 17. Джимми Питт и другие

Он что-то знает, он мало скажет
И катит волны вперед.

Попробуйте это исполнить, забыв о себе!

Но вернемся к графам (у многих из них, я думаю, именно бас). Как я уже говорил, люди они хорошие, не только в жизни, но и в книге. Без них английская словесность была бы намного беднее. Шекспир просто пропал бы. Каждый драматург знает, как трудно увести людей со сцены. У эвонского барда этих проблем не было. Графы буквально кишели, а он и горя не знал. Возьмем, к примеру, строки:

Граф Сайденхем и ты, наш верный друг,
Граф Брикстон, как и ты, любезный Далидж,
И ты, о Баттерси, и ты, о Кройдон,
Не говоря о славном Кенсингтоне
И храбром Челси, подгоните их,
Как гонят кошек, меткими камнями,
А то пора и в бой, рога трубят.

(Все выходят. Рога действительно трубят.)

— Видал? — говаривал Шекспир Бербеджу, и Бербедж соглашался, что заработок — легкий.

Одного я не понимаю, и никого не спрашиваю, чтобы не выдать невежества: почему один — граф…ский, а другой — просто Смит. Быть может (а может и не быть), что…ские выше прочих, вроде немецких «von». Представим, что на приеме графа Кройдонского знакомят с графом Стрэндом.

Хозяин говорит: «А, Перси! Разреши тебе представить…», и бежит к другим. Гости согласны в том, что он совсем свихнулся, но вдруг кто-то спрашивает:

— Как он сказал? Граф Стрэндский?

— Нет, просто Стрэнд.

— Просто Стрэнд?!

— Да.

— Не…ский?

— Ну, что вы!

Повисает молчание. Граф Мэрилебонский еле сдерживается. Где-где, но не здесь он думал встретить пролетария.

— Ах, — говорит он наконец, кисло ухмыляясь, — и не то бывает!

Бедный Стрэнд прижимает уши, надеясь только на херес. Остальные графы без…ский рыдают в голос, а там — и ретируются.

Замечание (не сноска!). Приятель, которому я показал рукопись, не согласен с мнением о басах. Бывают и сомнительные, скажем — Мефистофель. Доверите вы ему бумажник? А королю бесов в пантомиме?

Что-то в этом есть, спорить не буду. Король бесов не только строит козни, но и мажет лицо зеленым, что придает ему сходство с несвежей ящерицей. Многие умные люди считают, что из всех английских достопримечательностей хуже — только цилиндр. А голос у него низкий. Наверное, в юности он попал в дурную компанию.

IV ПРОЩАЙ, ДВОРЕЦКИЙ!

Тот самый критик, который укорял меня в любви к графам, заметил и влечение к дворецким.

Как вам это, Уинклер? Отчасти верно? Может быть, может быть.

Да, я всегда боготворил дворецких. В детстве я от них не отходил. В юности я отягчал своим присутствием дома, где они были. Позже они были в моем доме. Словом, я чтил их, как мог. За полвека я ни словом, ни делом не унизил их в общественном мнении, а теперь, со всеми этими передрягами, они куда-то делись.

Помню, я читал о миллионере, которому не хватало голубей. Все у него было, а голубей — не было, во всяком случае — нужного сорта. В детстве они просто кишели, а теперь, при всем своем богатстве, он не мог раздобыть завалящего голубка. «О, где ты, мой голубь?!» — восклицал он. Так и я. Без голубей я обойдусь, но где мой дворецкий?

Возможно, сейчас вы напомните мне, что недавно в лондонском суде обвиняли молодого пэра, укусившего за ногу знакомую барышню, и показания давал дворецкий. Читал, читал, даже немного ожил, но ненадолго. Тут же я цинично подумал, что дворецкий был мнимый, как говорится — эрзац. Конечно, кое-где дворецкие есть, но роль их выполняют лакеи, постаревшие мальчики на побегушках и тому подобные твари. Человека, помнящего дворецких 1903 года, не проведут недоразвитые субъекты без двойного подбородка. И это дворецкий? Хо-хо, если разрешите так выразиться.

Один мой знакомый завел дворецкого, и я его с этим поздравил. Он мрачно выслушал меня, потом сказал:

— Да, Мергатройд не плох, знает свое дело. Если бы он только не катался на перилах!

Настоящий, отборный дворецкий исчез с Эдуардом VII.[38] Как ни старались притвориться, что при Георге было все то же, это не удалось. Послевоенный мажордом — синтетическая подделка. Когда мы, семидесятилетние, говорим о дворецких, мы имеем в виду тех, кто маячил за входной дверью в Мэйфере, на грани веков.

То было время утренних визитов, именовавшихся так, ибо происходили они под вечер. Часам к пяти вы надевали фрак (и, конечно, жилет с белым кантом), надраивали добрый старый цилиндр (рекомендуем пиво), натягивали левую перчатку (не правую! Она в руке) и шли по утренним визитам. Взойдя на крыльцо вельможного дома, выдергали звонок, дверь открывалась, и перед вами представало величественное создание пудов на шесть, с багровым лицом, тремя подбородками, длинной губой и таким взглядом, словно вами погнушалась и ворона. «М-да, — говорил взгляд, — не к этому мы привыкли».