Том 17. Джимми Питт и другие

Мой добрый отец
Сказал мне: «Юнец,
Ты можешь стать юристом,
Шофером, актером, танцором, вахтером
И даже плохим дантистом,
Но я умоляю,
Прошу, заклинаю,
Не становись романистом,
Не становись, остановись,
Лучше стань аферистом.
Ибо писателя посетят
Не холод, не голод, не мор, не град,
А парочка журналистов,
Ноэль-Бакстон и Нэнси Спейн.
Бакстон и Нэнси Спейн, мой друг,
Которые хуже и зноя и вьюг,
Мышей, клещей, насекомых.
Однако писатель их должен принять,
Слушать, кормить, поить, отвечать,
Иначе ему придется бежать
Из милого сердцу дома.
Ах, я не слушал советов отца,
Писал романы в поте лица,
Имел немалый успех.
Однако настал неприятный час,
Несчастный, нет, злосчастный час,
И появились в доме у нас,
Как, собственно, и у всех,
Кто нарушает волю отца,
Два посторонних и мерзких лица
Бакстон и эта Нэнси.
Бакстон и эта Нэнси, мой друг,
Которые хуже загробных мук,
Голода, холода, мыши,
Поскольку ты должен их утешать,
Кормить их, поить их, что там — читать
То, что они напишут.
О, не надейтесь обмануть
Злою судьбой предначертанный путь,
С верной дороги недолго свернуть,
На пагубную тропу!
Помните опыт печальный мой,
То, как я утратил покой,
Обретя вместо жизни простой,
Тихой, смиренной, не показной
Бессовестную толпу
Всяких лордов и Нэнси Спейн.
Лордов и Нэнси Спейн, мой друг,
Лордов и Нэнси Спейн».

2

Начал «Нью-Йоркер» со своими «Профилями». Он решил, что, если выследит знаменитость, разговорит ее, а потом напишет статью, изображая ее слабоумной, все, кроме знаменитости, посмеются от всего сердца. Года два назад обработали Хемингуэя, заслав к нему дамочку, которая записала каждое слово. Вышло очень смешно. Если записывать все несколько часов кряду, непременно изловишь какую-нибудь глупость.

Заметьте, знаменитость трудится даром, хотя есть хорошие предвестия. Вероятно, читатель не знает Джона Харрингтона, и я объясню, что он возглавляет спортивный отдел на чикагском радио. Вчера он получил такой удар, что до сих пор ходит кругами, бормоча: «Кровопийцы» или что-нибудь похуже.

Дело в том, что он хотел взять интервью у членов бейсбольного клуба, а они обрадовались, но сказали, что берут авансом по 50 долларов на рыло. Нет долларов, нет интервью. Он удивился и пал духом, как герой русского романа.

Слава бейсбольному клубу, скажу я. Сколько нас терзали, сколько мучили в прямом смысле — ни за грош, предполагая, что с нас хватит двух-трех хвалебных фразочек.

Вот что писали в «Дейли Экспресс» о Сесиле Битоне:

«Он похож на доброго и ловкого волшебника в сером костюме и элегантных черных ботинках».

Поистине, жалкая плата! А беседа, между прочим, была очень важная, ибо, рассказывая о посещении какого-то французского ресторана, СБ. поделился сенсационными фактами:

«Стояло лето, сияло солнце. Нам подали очень вкусное блюдо, консистенцией близкое к крему. Названия я не запомнил, но знаю доподлинно, что там были трюфели».

Представляете? Тираж подскочил. Лорд Бивербрук, хочешь — не хочешь, купил на Ямайке еще два дома. Журналистка, вполне заслуженно, получила неслыханный гонорар и право называть мисс Спейн просто Нэнси. А что получил Битон? Ничего, кроме преходящей радости увидеть себя волшебником в черных ботинках. Справедливо это? Нет. Ботинки или не ботинки, но за жилье с вас возьмут, как миленькие. Молодцы эти бейсболисты.

Однако они — не первые. Видимо, есть что-то такое в бейсболе. Вчера я читал довольно давнюю беседу Уильяма (Билла) Терри, возглавлявшего нью-йоркских «Гигантов», и журналиста, который пристал к нему с этим «Профилем» (в упомянутом журнале статья этой серии занимает 83 страницы).

— Где вы родились, мистер Терри? — спросил для начала журналист.

— Парень, — ответил Билл, — за такие сведения платят. И немало.

На этом и кончился пир любви. Пришлось заполнить 83 страницы весомыми, умными мыслями Эдмунда Уилсона.