Том 17. Твердая рука. Мексиканская месть

— Охотно! Оба приятеля снова прильнули губами к бутылке. Даже индейцу опатосу, то есть Геркулесу с грудью колесом, могучей, как броня морской черепахи, нельзя безнаказанно поглощать такую дозу алкоголя, какую принял Исидро. Появились первые признаки опьянения. Великолепный наездник, Исидро стал покачиваться на седле; глаза то и дело смыкались, язык заплетался. Но чем труднее было говорить охмелевшему ординарцу, тем разговорчивее становился он. Кидд внимательно наблюдал за все усиливающимся процессом опьянения своего спутника, не показывая даже вида, что замечает плачевное состояние индейца.

— Да, приятель, так оно и есть, — разглагольствовал солдат. — Дела маркиза поправятся гораздо скорее, чем этого можно было бы ожидать.

— Разумеется, — подзадоривал его Кидд. — С таким именем, как у маркиза, нетрудно достать денег.

— Ба! Не в этом дело. Но… молчок, хотя мы и знаем кое-что!

— Понятно! Раз это тайна, я сам не стану допытываться.

— Разве я сказал, что это тайна?

— Нет, но я так полагаю.

— И совершенно напрасно. Да, в конце концов, ты мой друг, не так ли?

— Я думаю!

— Но если ты мой друг, у меня не должно быть от тебя секретов.

— Так-то оно так; но если тебе кажется, что так лучше, то помалкивай.

— Мне? Помалкивать?! Уж не хочешь ли ты сам заставить меня молчать?

— Я? Боже упаси! И вот доказательство: за твое здоровье! — воскликнул плут, прикладываясь к бутылке.

— Ну, уж против такого доказательства и вправду ничего не скажешь! — рассмеялся индеец и, припав губами к бутылке, запрокинул голову, словно собираясь сосчитать все звезды на небе.

На этой позиции он храбро держался до тех пор, пока все содержимое бутылки не перелилось в его горло.

— Хм! — произнес он с сожалением. — Вкусная была штука!

— То есть как это — «была»? — с деланным удивлением воскликнул Кидд. — Разве там ничего не осталось?

— Не думаю, — ответил индеец, рассматривая бутылку с серьезностью пьянчужки. — Обидно, что они такие маленькие, — добавил он, бросая бутылку в траву.

— Ах, не говори, эти кабатчики — чистые грабители!

— Да, — согласился индеец, у которого началась икота, — грабители… Ну ничего, скоро мы будем пить, сколько душа примет.

— Это было бы недурно. Но где?

— Где? Да в асиенде дель Торо!

— В этом доме, конечно, не откажут в чарке мескаля порядочному человеку.

— В чарке? Ты шутишь, приятель! Скажи лучше — в бурдюке, а то и в бочонке! Неужели ты думаешь, что маркиз чтонибудь пожалеет на свадьбе своей дочери?

— Как ты сказал? «На свадьбе дочери»?

— Ты что, с неба свалился? Да об этом только и говорят повсюду.

— Первый раз слышу.

— Тем лучше. Значит, я первый сообщил тебе эту новость! Знай же: донья Марианна выходит замуж за сенатора. Кидд навострил уши.

— «За сенатора»? — почти машинально повторил он.

— Тебя это удивляет? А почему бы этой красотке не выйти за секатора? Ты что, не веришь мне? Довольно странно ведешь себя, любезный!

— Нет, почему же, я тебе верю.

— Посмей только не поверить, скотина!

Опьянение опатоса, которого разобрало еще от быстрой верховой езды, достигло своего предела; раздражение, вызванное спиртом, подогревалось искусным поддразниванием Кидда; от гнева в голове Исидро помутилось. Хмель индейцев часто выливается в ужасные формы: они разъяряются до безумия; в воспаленном мозгу возникают чудовищные галлюцинации; под влиянием спиртных напитков они способны на все, даже на убийство. Все эти особенности опьянения индейцев были хорошо известны Кидду и входили в его преступные расчеты. Он выведал у индейца все, что ему надо было; ординарец был для него своего рода лимоном, из которого он выэкал весь сок; теперь ему оставалось только уничтожить саму цедру.

Нет надобности напоминать, что в такой час ночи в этой глуши нельзя было встретить ни одного человека, и Кидду нечего было опасаться нескромных свидетелей. Они ехали к тому же вдоль берега маленькой речки, притока Рио Браво-дель-Норте, прибрежный кустарник которой совершенно скрывал их.

Вдруг бандит, отскочив в сторону, выхватил свой мачете и, крикнув:

— Сам ты скотина, пьянчужка опатос! — нанес бедняге мощный удар, от которого тот, как сноп, повалился наземь. Тяжело раненный и оглушенный ударом, индеец, пошатываясь, поднялся на ноги и, отцепив свою саблю, с яростным криком кинулся на бандита.

Но Кидд был настороже; он внимательно следил за движениями противника и, направив своего коня прямо на индейца, сбил его с ног. Опрокинутый конем Исидро лежал на земле без движения.

Умер ли он? Бандит был почти уверен в этом. Но он был осторожным человеком: индейцы — лукавый народ; весьма возможно, что и этот опатос только прикидывается мертвым.