Однако Трошю, намеренно или не намеренно, продолжает пребывать в бездействии. Те немногие вылазки, которые производились в течение нескольких последних дней, были, по-видимому, слишком «платоническими», как называет всех их автор обвинений в адрес Тро-шю в газете «Siecle». Говорят, что солдаты отказались следовать за своими офицерами. Если это так, то это только доказывает, что солдаты потеряли всякое доверие к верховному командованию. И мы, действительно, не можем не прийти к заключению, что назрела необходимость в перемене главного командования в Париже. Нерешительность, оцепенение, отсутствие упорства и энергии во всем ведении обороны, — все это нельзя целиком приписывать низкому качеству войск. В том, что позиции, удерживавшиеся целый месяц, в течение которого выдалось только около десяти очень морозных дней, не были надлежащим образом укреплены, можно обвинить только Трошю, обязанного позаботиться о том, чтобы это было сделано. А этот месяц был к тому же критическим периодом осады; к концу его должен был решиться вопрос, кто — осаждающие или осажденные — выиграет территорию. Бездействие и нерешительность главнокомандующего, а не войск, склонили чашу весов не в пользу осажденных.
Но почему же это бездействие и нерешительность продолжаются даже теперь? Форты находятся под обстрелом противника, батареи осаждающих продвигаются все ближе и ближе; французская артиллерия, по признанию самого Трошю, слабее артиллерии наступающего противника. Если валы фортов защищаются только артиллерией, то можно точно высчитать день, когда при таких условиях эти валы — каменная кладка и прочее — будут разрушены. Бездействие и нерешительность не могут их спасти. Что-то надо делать, а если Трошю сделать этого не может, то лучше бы он предоставил кому-нибудь другому попытаться сделать это.
Кинглек сохранил для потомства один эпизод, в котором характер Трошю выступает в таком же свете, как и при обороне Парижа. Когда и лорд Раглан и Сент-Арно уже решили двинуться в Варну[122]
и британская легкая дивизия была уже отправлена, лорда Раглана посетил полковник Трошю — «осторожный, вдумчивый человек, сведущий в стратегической науке»,— о котором«высказывалось предположение, что в его миссию входило удерживать французского маршала от каких-либо сумасбродных поступков».
Полковник Трошю вступил с Рагланом в переговоры, в результате чего Сент-Арно заявил, пригласив лорда Раглана последовать его примеру, что он решил
«послать в Варну только одну дивизию, а остальной частью своей армии занять позиции не впереди Балканского хребта, а за ним»[123]
.И это в тот момент, когда турки едва не одержали победу на Дунае без посторонней помощи!
Могут сказать, что войска в Париже пали духом, что они больше не годятся для крупных вылазок, что теперь слишком поздно предпринимать вылазки против прусских осадных укреплений, что Трошю, может быть, бережет свои войска для того, чтобы в последний момент напрячь все силы и т. д. Но если 500000 вооруженных людей в Париже и должны сдаться неприятелю, который больше, чем вдвое уступает им по численности, и который к тому же расположился на позиции, крайне неблагоприятной для обороны, то они этого, конечно, не сделают до тех пор, пока всему миру, да и им самим не станет ясно, что они слабее противника. Им безусловно нельзя сидеть спокойно, доедать последние остатки своих запасов, а затем сдаться! Если же они пали духом, то происходит ли это потому, что они считают себя окончательно разбитыми, или потому, что они потеряли всякое доверие к Трошю? Если уже теперь поздно производить вылазки, то через месяц это будет еще менее осуществимо. Что касается финала самого Трошю, то чем раньше он наступит, тем лучше; в настоящее время солдаты еще довольно удовлетворительно питаются и сравнительно крепки, но трудно сказать, в каком состоянии они будут в феврале.
ЗАМЕТКИ О ВОЙНЕ. — XXXVII
Эта неделя была чрезвычайно несчастливой для французского оружия. Вслед за поражением Шанзи последовало отражение наступления Бурбаки у Бельфора, а теперь и Федерб, согласно прусским сообщениям, потерпел неудачу перед Сен-Кантеном[124]
.